Только я что-то не понял. А нафига?
— Сам не догадаешься? — сухо буркнул Сидор, поворачиваясь к нему.
Сидор был недоволен своим срывом, потому как прекрасно понимал, что на самом деле едва-едва сдержался, а для человека его положения подобное недопустимо. Нельзя показывать слабость. А нервный срыв — слабость.
И хоть такое поведение полностью соответствовало преследуемым им сейчас целям, всё одно — ему было неприятно. Только вот прекрасно ложилось в тщательно создаваемый им образ безбашенного самодура, и ничего тут было не поделать, придётся теперь терпеть нелестное мнение о себе окружающих, ещё как и о самодуре.
Именно этот диссонанс и выводил его из себя, ввергая в чёрную меланхолию.
— Для кого хоть представление было?
— А ты сам не понял? Для наших гостей-компаньонов, для имперских ящеров, — буркнул Сидор, отворачиваясь снова к стене камыша.
— Да-а-а, умеешь ты, когда надо, — оценивающе оглядел друга Димон. — Даже я поверил, что у тебя крыша натурально поехала.
А что с ними не так?
— Димон, ты совсем тупой? Ты хотя бы приблизительно прикидывал, во что нам обойдётся строительство лишь одного металлургического комбината, навязанного нам ящерами. Сто тонн золота! За один! Минимум! А реально ещё больше, потому как вообще с нуля начинать придётся. Вообще с нуля!
А остальные заводы, что мы бездумно тащим к себе в норку, как зерно голодные мыши? Это ещё сколько то там тонн золота.
А этот солепромысел, что у нас тут под боком? Который как ни крути, а надо восстановить. Тонны четыре золота точно утащит на восстановление. А тонна золота — это у нас двести пятьдесят тысяч золотых имперских ящеров, между прочим. И взять нам их неоткуда, если только не продать изумруды. А продавать сырьё — терять деньги. Надо продавать готовые изделия, то есть огранённые камни. Они процентов на двадцать-тридцать выше в цене. Это — оптом, а в розницу — так ещё больше. И мы можем их огранить.
Вот и прикинь, сколько мы потеряем на продаже необработанных камней — до тридцати процентов! Это — миллионы! Впечатляет?
Ладно бы это было раньше, когда у нас не было своего ювелира. Там деваться некуда. Но теперь, когда Белла притащила в Старый Ключ настоящего мастера откуда-то из западных баронств, теперь торговать необработанными камнями чистое преступление.
— Задерём цену, перекинутся на другого покупателя. На того же Бугуруслана с его бандой. Стоит Посреднику выйти на атамана и нам крышка.
— Уже нет.
— Что, уже нет?
— Пока я орал и гонял виновных и непричастных, на меня вышел атаман и тишком предложил купить у них шахту, за три ляма.
— Чё так дёшево?
— А дороже он её никому не продаст. Или три ляма от нас, или в лучшем случае пуля от других. И это ещё если очень сильно повезёт. Альтернатива — противно даже говорить. Высунься он сейчас за город и ему не жить. Вот отсюда и предложение такое, укупить у него шахту. Шкуру свою спасает.
— А три ляма тогда откуда возникли? Почему именно три?
— Три лимона, а точнее два девятьсот, они с компаньонами рассчитали исходя из стоимости одного пая, принятой ими за сто тыщ. Двадцать восемь паёв — два восемьсот. Плюс ещё за каждый процент доли, у кого сколько есть — ещё сто тыщ. Вместе — два миллиона девятьсот тысяч золотых. Грубо — три лимона.
Это вместе с нашим одним паем, — уточнил Сидор. — И это конечная цена шахты.
— Ну, так надо хапать не думая. За гроши такой кусок урвать.
— Не всё так просто, — раздражённо цыкнул зубом Сидор.
Как только разговор касался атамана, либо чего с ним связанного, включая сюда и шахту с изумрудами, в душе его мгновенно разбухало сильнейшее раздражение и Сидор едва сдерживался чтобы тут же не выматериться. С трудом задавив в себе злость, он сердито продолжил.
— При определении цены они ссылались на опыт Малого с Дюжим, — буркнул он. — Помнишь, как те раскрутили нас на кедровник. Вот и эти пошли по тому же пути. То есть один пай у них равен ещё и ста десятинам кедровника. Или-или. И это — наш будущий геморрой.
— В смысле?
— В том смысле, что если кто не хочет получить свой пай золотом, может получить его кедровником. А у атамана, включая и его самого, есть, оказывается и такие желающие. Что для нас не есть хорошо. Проще золотом откупиться и об этих товарищах навсегда забыть, как о дурном сне.
— А сам атаман чего хочет?
— Две большие морские лодьи за свой с Виталиком суммарный пай. Упакованных — мама не балуй. Потом как-нибудь расскажу что он конкретно попросил и что, по моему мнению ещё попросит и что придётся ему дать — тебя впечатлит и очень не понравится. Мне так уже не нравится, хотя ещё ничего окончательно не решено.
Продолжительное озадаченное молчание со стороны Димона иначе как полным потрясением и нельзя было представить.
— А у тебя нет желания послать его в долгий эротический маршрут?
— Нет. У меня есть желание удовлетворить все его требования, какими бы дикими они ни были.
— Опять не понял. Растолкуй.
— Чего тут непонятного, — тяжело, с нотками обречённости в голосе вздохнул Сидор. — Не загоняй крысу в угол. Никогда. Это смертельно опасно. Для загонщика. Вот тебе и весь сказ. Бугуруслан — крыса, загнанная в угол. Хода отсюда кроме как на тот свет или в море для него нет. В степи ему смерть. Поэтому он пойдёт на любую подлость, лишь бы выбраться из этой западни, в которую для него превратился наш город и в которую он сам же себя и загнал.
Он мне прямо так и сказал: "Выгонишь за ворота, сдам маршрут к шахте. Любому, кто первый меня прихватит. И можешь про шахту забыть. Мне уже будет всё равно, а тебе гадость напоследок сделаю".
Вот тебе и весь сказ.
Попробуем убрать втихую, прикопав где-нибудь в глухом овраге — так у него и на этот случай всё предусмотрено. Его человек, кого мы не знаем, тут же выйдет на ящеров с предложением купить у него по дешёвке оптом всю добычу с рудника за все последние годы. Ту, которую он так и не продал до сих пор никому и которая висит теперь у нас перед носом как морковка перед ослом.
Плюс выдаст точные географические координаты местности, где находится шахта с подробнейшим описанием всего маршрута.
Атаман не дурак. Видит наши шашни с ящерами, вот и выкатил требования: корабли, оружие, золото от продажи отрядной доли изумрудов и возможность временного базирование здесь в Плёсе новых его людей из числа нанятых дома пореченцев на период до окончания строительства его судов и обучения экипажей. А это минимум до будущей весны.
Всё это в обмен на шахту, свободу и неприкасаемость сейчас. Потом его не интересует, речь идёт о сейчас.