— Нравится? Ты не должен любить ее. Ты должен с ней работать. Если ты не в состоянии…
— Нет, нет! — Фенн затряс головой. — Лорд Цек, вы знаете, мою преданность Ордену и нашим опытам, это правда! Но она отравляет здесь атмосферу…
— Я поговорю с ней, — Цек твердо закрыл тему. — Мы стоим на пороге чего-то великолепного, Фенн. Я не позволю пустым мелочам встать у нас на пути.
Раб ничего не сказал и уставился на волшебную сеть пола, пока лифт продолжал спускаться. Сквозь металлический настил виднелась шахта подъемника, простирающаяся далеко в недра горы.
ОГРОМНЫЕ МЕДНЫЕ ворота открылись, и короткий железный мост опустился на место, позволяя им выйти с платформы подъемника. Фенн, как внушала годами укоренившаяся дисциплина, шел на шаг позади, справа от хозяина. Лорд миновал вооруженных сервиторов, расположенных в клетках на каменных стенах. Он позволил их собачьим мордам, уловить его запах. Удовлетворенные сторожа издали глухой согласный вой. Их стабберные орудия опустились. Зашипел поток горячего пара, поршни, давившие на дверь лабораторума, начали движение, и стальные плиты поднялись вверх и в стороны. Это напомнило Фенну подъем театрального занавеса.
Они двинулись через освещенный синим светом туннель, за которым следили датчики духа-машины, позволив тонкому обеззараживающему туману, замутнить воздух вокруг. Затем двери открылись и они вошли в нужный зал.
Там господствовал белый и красный цвет. Жесткое сияние световых полос на стене бросало неподвижный безжалостный свет на скамьи, где протекали химически процессы. Центрифуги жужжали, фракционирующие колоны медленно булькали, придавая залу строгий, но все же живой вид. Медицинские сервиторы двигались туда и сюда, выполняя одни и те же задачи, вложенные в их мозги лентами золотых перфокарт.
Красный был тут и там пятнами: на спецодежде сервиторов, в емкости к которой сходились желоба кровостоков от вивисекционных столов, в содержимом фиалов, которые рядами помещались на стеллажах вдоль стен.
У одного такого стеллажа стояла женщина. Она использовала линзовидный прибор, из олова и кристалла, для глубокого исследования особого образца крови. Женщина подняла глаза, острые линии ее лица, подчеркивали черные как ночь волосы, стянутые в тугой узел. Небольшие механодендритные шнуры тянулись от ряда медных гнезд, которые начинались на висках и заканчивались на затылке.
Как и Фенн, она носила простую рабочую одежду из отбеленной ткани. Однако, в отличие от него, эта одежда отлично подчеркивала крепкие и хорошо тренированные формы ее тела.
— Ниник, — сказал, Цек и она поклонилась Кровавому Ангелу, вернув приветствие.
— Вы возвратились очень своевременно, Старший.
Некоторые обычные мужчины нашли бы голос Ниник очаровательным и даже страстным. Фенн не согласился бы ни с одним из пунктов, ее манеры казалась ему вкрадчивыми и неискренними. Он с самого начала возражал против участия техно-жрицы, но лорд Цек отверг его сомнения. Мотивы женщины вторичны по отношению к работе, которую она выполняет, сказал Астартес. Работа, работа, всегда работа. Это то, что важнее всего. Слова хозяина отдавали фальшью в его ушах.
Конечно, бесспорно, что Ниник принесла в проект огромный интеллект, и действительно, как неохотно признавал Фенн, ее решение отдельных проблем позволило им продвигать исследования не по дням, а по часам. Но все это не могло заставить больше ее полюбить. Эта работа была делом Кровавых Ангелов и их родичей ваальцев, а не каких-то странствующих членов магос биологос, которые просто заявились и начали вмешиваться.
Она была здесь уже много месяцев и, казалось, никогда не покидала лабораторум. Всегда там, когда Фенн приходил после периода отдыха, всегда там, когда он уходил, для сна или принятия пищи. А еще у нее была привычка всегда во время работы мурлыкать странную бессловесную мелодию. Фенн нашел это раздражающим.
Он утешал себя мыслью, что если у нее действительно было на уме что-то кроме чистой науки, то женщина немедленно заплатит головой. Цек говорил с ней прямо — пока она трудится в стенах Цитадели Виталис, ее жизнь принадлежит Кровавым Ангелам. Если она сделает что-нибудь, что обманет доверие, прольется ее кровь.
Фенн следовал за хозяином и Ниник через дверь в дальнем конце зала в расположенный за ними отсек яслей.
Там царил цвет морской волны, океанов, которые когда-то сияли на Ваале перед катастрофой Древней Ночи. Жидкость мерцала, отражая свет, отбрасывая на стены узоры. Ботинки звякали по служебной платформе между двумя длинными рядами гладких капсул. Ниник подвела их к емкости, покоящейся на креплении так, чтобы она стояла вертикально рядом с платформой. Встроенный в стеклянную стенку металлический шарик, был усеян контрольными лампами. Воздух здесь был тяжелым с резким химическим привкусом.
— Серия восемь, итерация двенадцать, — сказала женщина. — Будете смотреть?
Фенн нахмурился.
— Тот все еще незрелый.
— Совершенно верно, — согласилась Ниник, — но этого достаточно, чтобы продемонстрировать мой тезис.
Она быстро прошлась пальцами по клавиатуре и пробормотала краткое заклинание.
Молочная жидкость очистилась, чтобы показать обнаженного мужчину, пропорциями подобного молодому выходцу из ваальских племен, но без мертвенной бледности и крепко сбитого. Кожа фигуры в баке была слегка тронута бронзовым загаром, под ней лежали пласты твердых мускулов. Он хорошо бы смотрелся в броне скаута.
Цек изучил юношу, который плавал будто во сне, от его губ поднимались струйки тонких пузырьков.
— Внешний вид перспективный, — осторожно сказал он.
Ниник кивнула.
— Но насколько мы узнали по последней серии итераций, это ничего не гарантирует.
Она набрала другую команду и фигура в резервуаре дернулась, конечности напряглись.
Глаза клона распахнулись. Фенн охнул, когда юноша посмотрел на раба. Не было ни зрачков, ни белков ни радужки, только мрачные шары цвета темного рубина. Пальцы клона согнулись как когти, рука поднялась и проскребла по внутренней стороне резервуара, процарапав линии в усиленном бронестекле. Рот открылся. Внутри был частокол в несколько рядов кинжалообразных клыков.
Пока фигура билась в своей тюрьме, клокоча и поднимая пену, лицо Цека оставалось холодным и отчужденным
— Значит, очередной провал.
— Да, — мрачно сказала Ниник. — Несмотря на все наши усилия, милорд, ошибки продолжают проникать в структуру генной матрицы. С каждой итерацией они становятся более выраженными. Протоколы репликации испорчены на уровне столь первичном, столь врожденном, что мы никак не можем их исправить.
