— Конечно. Должен быть. Поверьте мне, к рассвету мы выбьем из врага дух и обратим вспять.
>
— Где эти материалы были обнаружены? — спросил адепт сеньорус.
— Мой персонал наткнулся на них случайно, сэр, — ответил Файст. — При общем осмотре инкапсулированных данных мы…
— Помолчи, Файст, — велел Иган.
Файст умолк и стал дожидаться, пока адепт сеньорус закончит просмотр данных, которые проецировал перед ним гололит. Сам он, даже закончив, он не мог оторвать глаз от светящегося на проекции текста.
— Ты хоть представляешь себе последствия этого? — спросил он.
— Да, сэр. Я полагаю…
— Опять. Ты помолчишь, Файст? — сказал Иган. ― Адепт сеньорус обращался ко мне. Да, милорд, я понимаю его значимость, но…
— Собственно говоря, Иган, я обращался к этому юноше. Файст, верно?
— Да, сэр.
Адепт сеньорус передвинулся, чтобы посмотреть на Файста.
— Данные, что ты предоставил мне: что ты знаешь о них?
Файст прочистил горло, осознавая, что Иган буравит его глазами.
— Это старый документ, сэр. Очень старый документ…
— Более десяти тысяч лет, Файст. Продолжай.
— Его суть претендует на доказательство, которое подтверждает взгляд Ореста на Омниссию, сэр.
Адепт сеньорус улыбнулся Игану.
— «Претендует», Иган. Послушай, как молодой человек формулирует.
— Адепт Файст — настоящий пример строгости формулировок, сэр, — отозвался Иган.
Адепт сеньорус обратился вновь к проекции.
— Это ересь. Ересь из времен, когда это слово еще ничего не значило. Этот текст отрицает Его святость.
Файст поежился. Он никогда не слышал, чтобы короткое слово «его» несло столь ошеломляющую силу.
— Это… — начал Иган. — Это чудовищно.
— Да, старина, — кивнул адепт сеньорус. — Это действительно чудовищно.
В личных покоях адепта сеньорус было невыносимо жарко, но Файст понял, что дрожит. Он, как наяву, ощущал неторопливый ход ледника истории, творящейся прямо сейчас. Он быстро подстроил свою биологию и взял запаниковавший метаболизм под контроль. Сейчас нужны ясная голова и спокойное сердце.
— Это текст, — сказал он, — в сущности, единым махом разрешает причину Схизмы. Он проливает свет на вопросы, над которыми Механикус спорили десять тысячелетий.
— Это если он подлинный, — предупредил Иган.
— Магос, — уверенно ответил Файст, — все, что мы на данный момент извлекли из секвестированных хранилищ, оказалось на поверку в высшей степени подлинным. Мы проверили данные в боях махин, и ни единый фрагмент не подвел.
Иган покачал головой.
— Она ошибочна, — сказал он. — Даже несмотря на все мое желание, чтобы она оказалась достоверной, окончательной, — она ошибочна.
Адепт сеньорус покачал головой:
— Она просто старая, Иган.
Он поднялся на ноги. Файст тут же выступил вперед, чтобы поддержать старика. Соломан Имануал оперся на предложенную руку, с признательностью по ней похлопал и вздохнул.
— Мы сами навлекли на себя беду, — задумчиво произнес он. — Мы сами навлекли на себя беду, когда открыли секвестированные хранилища. — Он глянул в сторону Файста: — Я не виню тебя, мальчик. Это было умное предложение и принесшее войне неизмеримую пользу. Но то, что я прочел за несколько последних дней… Иган принес мне посмотреть несколько настоящих книг. Да, Иган?
Файст глянул на начальника. Иган смутился.
— Я полагал, что они развлекут вас, адепт сеньорус.
— Развлекут меня, он говорит, — рассмеялся Имануал. — Ты принес их мне потому, что не знал, что с ними делать и кому показать.
— Это правда, магос? — спросил Файст Игана. — Вы выносили материалы прямо из архивов, не дав нам их сначала осмотреть?
Иган открыл рот, затем, не сказав ни слова, пожал плечами.
— Не волнуйся, Файст. Там не было ничего особенно тактически ценного, — сказал адепт сеньорус. — Я их внимательно изучил.
— О чем они были, могу я спросить, сэр? ― спросил айст.
— Другие труды, наподобие этого, — ответил Имануал, показывая на проекцию дендритом. — Древние благовесты, горькие истины. Большей частью слишком неудобные, чтобы о них думать.
Он замолк.
— Где они сейчас, сэр? — спросил Файст.
— Я приказал их уничтожить. О, не надо так переживать, Файст. А ты бы с ними что сделал?
Файст моргнул. Ответить было нечего.
Взгляд Имануала стал прищуренным и хитрым.
— В точности так, адепт. Ничего. Молчание. Духи машин, как бы мне хотелось, чтобы я нашел и эту тоже и стер ее прежде… прежде чем дошло до этого.
— Но, со всем уважением, сэр, — сказал Файст, — эти материалы так важны для понимания нашего места в галактике. Они дают Механикус определенность. Они дают нам доказательство, которое мы столько искали. Их нельзя секвестировать и нельзя подвергать цензуре или уничтожать.
Имануал снова похлопал Файста по руке:
— Такой упорный, такой молодой. Так стремится отстаивать правду любой ценой. Ты подумал о цене, Файст?
Файст помедлил в нерешительности.
— Могут быть, конечно, последствия, сэр, но…
— Последствия, он говорит. Последствия! ― аугмиттеры Соломана Имануала издали чудной электронный хохот. — Мы спорим над Схизмой, дискутируем и строим гипотезы. Некоторые Кузницы, такие как наша, верят в одно. Другие частицы нашей великой империи, такие как Инвикта, насколько я знаю, верят в другое. Эти гипотезы, эти противоположные верования допускаются во благо свободы мысли. Но, Файст, мой дорогой адепт Файст, на счастье или на беду, Механикус — неотделимая часть огромного и древнего сообщества. Механикус и Империум так долго росли вместе, что мы стали целиком полагаться друг на друга и наше единство зиждется на безоговорочном соглашении, что Бог-Император Человечества есть также и Омниссия Механикус. Что, ты думаешь, случится, адепт Файст, если мы объявим это ложью?
Файст открыл рот, затем опять закрыл.
— Империум стар и дряхл, — тихо произнес Иган, — и со всех сторон окружен алчущими врагами. Подобная правда вобьет клин в его основание, и он рухнет окончательно. Единство Механикус и Империума будет разрушено.
— И ни один не сможет выжить в одиночку, — прошептал Файст.
— И ни один не сможет выжить в одиночку, — эхом откликнулся Соломан Имануал. — В точности так. Ты понял, Файст. Правда — прекрасная вещь, но она убьет нас. Неудивительно, что мы секвестировали эти материалы. Они слишком яркие, чтобы смотреть на них невооруженным глазом.
