Ни сейдов на их пути не стало больше, ни вавилонов, но по некоторым признакам на встречающихся Корк и Гунштейн поняли, что двигаются они в нужном направлении. А когда разведчики-следопыты сообщили, что впереди нечто непонятное: то ли пирамида, то ли храм, догадались, что достигли цели своего путешествия.
Если бы дальше они с хлебом-солью, песнями и развернутыми знаменами вышли из лесу, то биармы бы их не поняли. А, в первую очередь, викинги бы не поняли сами себя. Что за розовые сопли!
Поэтому ровно в полночь, определенной по лунной тени, норманны растеклись по периметру. Как раз случилась смена караула, старые ушли, а новые начали приглядываться и прислушиваться к ночному лесу. К слову сказать, стражников было всего шесть — по одному на каждую сторону храма. Участь их была предрешена: они все пали, не успев проронить ни звука, потому что не были готовы к такому нападению. А викинги к этому повороту событий как раз подготовились, воодушевленные своими вождями.
Одетые в обувь без подошвы, своего рода — кожаных чулках, они бесшумными тенями беспрепятственно проникли внутрь храма. Длиной в локоть мечи в обмотанных тканью ножнах покоились за плечами, не издавая ни звяканья, ни бряцанья. Легкий шорох от одежды да стелющихся шагов — вот и все звуки, которые сопровождали воинов, проникающих один за другим в святилище биармов. Но, оказавшись, в сокровищнице, мало кто смог сдержать удивленного возгласа:
— Олле-лукойе, — шепотом одновременно выдало десяток глоток.
Сначала Корк, потом Гунштейн потрясли кулаком, осматривая каждого викинга поочередно. Но воины уже справились с удивлением. Только появившийся восторженный блеск в глазах указывал на то, что каждый моментально просчитал свою перспективу на ближайшее будущее: женщины — алкоголь — женщины — дракар — женщины — конь с элитной родословной — женщины.
Да, действительно, злата-серебра, не говоря уже о самородных камнях, было предостаточно. Сколько ни возьми с собою — еще останется. Тут уж сохранить режим тишины не получалось: звякали золотые украшения, перекочевывая в заранее припасенные на такой случай торбы, что-то падало на пол, что-то откатывалось к стене. Не знали викинги того, что из этого хранилища к лагерю баирмов тянулись слуховые трубы, и уже главные хранители подымали воинов, определив, что приблудившиеся в сокровищницу мыши столько шума создать не могут.
Гунштейн приблизился к статуе Золотой Бабы, прикрывая глаза ладонью. Он боялся поднять взгляд на красоту, помня о возможных неприятностях, которые могли после этого последовать. Да и смотреть-то ему особо не надо было — его целью была Чаша. Не удержавшись от торжественного восклицания, пусть даже едва слышного: "Грааль мой!", он обернул драгоценный сосуд холстиной и уложил в свой мешок.
Но так уж сложилось в природе вещей, что одна из этих вещей по никому неведомым законам не может являться полной, законченной без какой-то другой. Это нарушает равновесие. Если некоторые камни, вывезенные куда-то от их прежнего местоположения, вдруг, начинают ощутимо двигаться обратно, даже несмотря на то, что на них, быть может, покоится один из углов обычного дома-пятистенка, то что можно ожидать от Золотой Бабы? Чаша Викингов настолько неразрывна стала с этим творением искусства, что посвященный народ без всяких уточнений принялся называть ее "Кералла".
Да и Корк, услышавший тихое мление Гунштейна, не очень возрадовался: Грааль — это круто, а что ему достанется? Разве что золотой истукан, так его в торбу не запихать. Неожиданная мысль молнией мелькнула в мозгу, вроде бы даже не запечатлевшись в сознании. Однако рука выдернула из-за пояса верный обоюдоострый топор, резким движением метнув его в Золотую Бабу. Если нет возможности взять с собою всю скульптуру, то почему бы не воспользоваться какой-нибудь ее частью? К сожалению, вырезать самые интересные — не хватит времени, поэтому можно остановить свой выбор на голове.
Корк на миг взглянул статуе прямо в глаза, в тот же момент она то ли резко подняла, прикрываясь, левую руку вверх, то ли изменила траекторию движения топора. Повадки изваяний мало изучены, поэтому никаким научным обоснованиям не подвластны, к тому же столь ненаучными людьми, кем были викинги. В общем, промахнулся Корк, не то, чтобы совсем, но результат оказался менее ожидаемым: оружие норманна срезало изящный мизинец с кисти Золотой Бабы.
И прежде чем удрученный воин поднял столь незначительный трофей, раздалось два звука, услышанных всеми грабителями и даже спешившими на разборку биармами, хотя они были еще неблизко. Первым был печальный женский голос, хрустальным журчанием прорвавшегося из-под снега весеннего ручейка, возвестивший одно-единственное слово: "Kiro! (проклятие, в переводе, примечание автора)" Ну, а вторым был зависший в воздухе гул, словно от тьмы шмелей, устраивающих где-то в самом недоступном углу только что срубленного дома свой вигвам.
Гунштейну эти события показались крайне подозрительными, поэтому он каркнул своим воинам: "Отход!", и все они устремились к выходу, как положено — впереди простые викинги, позади — вожди.
Что-то там отделилось от потолка, что-то выдвинулось из стены — и три человека булькнули моментально окрасившимися кровью ртами нечто нечленораздельное. Несчастные, с пробитыми грудными клетками, они и не могли произнести ничего иного, даже клятву верности своим руководителям, прячущимся за их спинами. Корк предполагал нечто подобное, заранее смирившись с неизбежными жертвами, но то, что их встретило на улице — этого он предугадать не мог.
Построенные боевым порядком биармы всем своим видом показывали, что любые переговоры недопустимы. Одним из сжимающих свой кистень был Пермя Васильевич.
Викинги — неистовы в сражении, даже если среди них нет ни одного берсерка. Этим же качеством обладали и стражи Золотой Бабы. Но норманны на этот раз бились за свою жизнь, а биармы горели желанием эти жизни отнять. Это правило войны, что спасающие себя и своих товарищей совершают гораздо больше подвигов, нежели те, у которых в голове ударами пульса звучит слово "атака".
Оставив больше половины своих воинов неподвижно лежать на щедро политой кровью земле с оскалами зверских улыбок на лицах и продолжающих сжимать рукояти своих мечей, викинги пробились к лесу и, подбадривая друг друга нецензурными криками, помчались по известной им тропе к своему дракару.
За ними, естественно, устремились и биармы, но им потребовалось некоторое время, чтобы оценить потери, создать наиболее функциональную группу преследователей, организоваться и только потом броситься в погоню. Однако совсем скоро пришлось сделать остановку, потому что три человека из их арьергарда умерли. Нет, конечно, с ними не случились сердечные приступы, да и от старости они не скончались — их убили сюрпризы, заблаговременно выставленные на предполагаемом пути отступления викингами. Что ж, восстановился паритет в "невоенных" жертвах: трое на трое.
