Голос Миррон резко ворвался в его мысли, когда Джеред старался полностью сосредоточиться на том, чтобы передвигать одну ногу за другой, в то время как тело кашлявшего, задыхавшегося Оссакера становилось в его руках все более тяжкой ношей.
— Ладно. На минуту, не больше.
Джеред присел на корточки, положил Оссакера на землю и вытянул онемевшие, сведенные судорогой, нестерпимо нывшие руки. Попытка размять их и прилив крови к затекшим мускулам заставили его застонать от боли.
Миррон помогла опуститься наземь Ардуцию. Он лег на спину прямо в болотную жижу, не обращая на нее внимания. Слой грязи здесь был неглубок, не больше дюйма над твердой почвой, а исходившей от нее ужасающей вони Ардуций, похоже, не замечал.
— У тебя ведь не столько с ногой плохо, да, Арду? — озабоченно осведомился Джеред.
Молодой человек, не поднимая головы, повел ею из стороны в сторону, вздохнул и поморщился от боли.
— Ребра?
— Да, — выдохнул Ардуций. Слова давались ему с трудом. — И правая рука, запястье. Они у меня всегда были слабоваты.
Ардуций ухитрился выдавить улыбку, и Джереду оставалось лишь подивиться его мужеству и гадать, где он черпает отвагу, когда кажется, что все потеряно. Трое Восходящих, двое из которых еле живы, собирались встретиться с самой разрушительной силой мира. Выглядело не слишком многообещающе.
— Осмелюсь предположить, это еще не все.
— Еще множество ушибов и повреждений внутри. Боюсь, открылось внутреннее кровотечение. И скула, кажется, сломана. Хотя сказать трудно — та половина лица у меня онемела. — Ардуций приподнялся на здоровой руке. — Пол, я знаю, о чем ты думаешь. Не бойся, для дела у меня силы хватит.
— Я могу ему помочь. — Голос Оссакера был сухим, надтреснутым, еле слышным. — Позволь мне коснуться его.
— Ни в коем случае! — запротестовал Ардуций. — Осси, не будь тупицей. То, что у тебя осталось, сохрани для себя.
— Для меня уже слишком поздно, Арду. Позволь мне исцелить тебя. Я могу это. Это все, что я могу.
Джеред посмотрел на Оссакера и вновь увидел в нем того, прежнего мальчишку.
— Так, никто под моим началом не смеет заикаться о том, будто бы что-то там «слишком поздно»! Будь это так, я не тащил бы тебя на себе. Понятно?
Оссакер поджал губы.
— Так точно, господин генерал, понятно.
Он даже попытался шутливо отдать честь, но на это его уже не хватило.
Джеред покачал головой.
— Будь у меня хоть половина той силы и смелости, что у вас двоих, то есть у троих, я бы вас всех на себе нес. — Он поглядел на восток. — Но, так или иначе, мы должны двигаться дальше. И не останавливаться, пока не убьем Гориана. Потому что либо мы сделаем это, либо присоединимся к его… последователям, или как вам угодно их называть.
— Рабам, — сказал Ардуций, протягивая Миррон здоровую руку, чтобы та помогла ему встать на ноги. Точнее, на ногу.
— Это более верное определение, — согласился Джеред. — Ну-ка, Осси. Пора двигаться.
Они продолжили путь. Руки Джереда тут же налились болью, а уж каково приходится Ардуцию, он мог судить по непроизвольно вырывавшимся у того стонам. Мертвые между тем сократили разрыв наполовину: они двигались быстрее, чем четверо живых. Джеред прикинул, что если он и его спутники делают около мили в час, то мертвецы примерно вдвое больше. Ему вдруг отчетливо представилась вся абсурдность ситуации — мертвецы преследуют увечных. Едва плетущиеся гонятся за с трудом ковыляющими. Чем бы это ни кончилось, Харбан, безусловно, был прав: мир перевернулся вверх тормашками.
Спускаясь по склону, Восходящие торопились поскорее оказаться на ровной местности перед прогалиной, поскольку ходьба по ровной земле напрягала их мускулы и кости чуточку поменьше. Уши заполонили звуки шагов мертвого воинства — сорок или пятьдесят тысяч пар ног тяжко топали и с хлюпаньем вытягивались из вязкой трясины. Бредовые, невообразимые звуки.
Ранее в представлении Джереда Армагеддон всегда ассоциировался с громом и тому подобными звуками, сопутствующими высвобождению чистой силы и энергии. В действительности все оказалось гораздо хуже, страшнее и омерзительнее. Ему хотелось стереть ужасное значение всего произошедшего из сознания, но по мере приближения великого множества погубленных Горианом людей он все отчетливее понимал, что неспособен на это. Джереда так и подмывало повернуться и попросить прощения у этих несчастных душ, у каждого по отдельности.
Возможно, было только правильно, что сейчас жертвы Гориана гнались за теми, по чьей милости он остался в живых. Они оказались здесь, все вместе, одни посреди дикого запустения. Может быть, они вполне заслуживали смерти за то, что сделали — или чего не сделали — десять лет назад. По щеке казначея скатилась слеза. Сколько жертв! Сколько невинных жертв! Какое оскорбление Всеведущего!
— Пол, нет смысла казнить себя! — подал голос Оссакер.
Джеред вздрогнул и посмотрел на него. Слепые глаза Восходящего принизывали Джереда насквозь, ничего не упуская. Сам же он выглядел слегка оправившимся от предыдущего столкновения с Горианом.
— Подумай о том, что произошло с миром по нашей вине, — возразил Джеред. — Все эти люди, безвременно разлученные с жизнью и не сподобившиеся объятий Бога, — на чьей они совести? Как я могу не обвинять себя?
— А ты подумай о том, что тогда ты проявил милосердие, а это большее и высшее из того, на что способен человек… — Оссакер осекся, зайдясь в приступе кашля.
— Не говори ничего. Тебе тяжело.
Оссакер, однако, вцепился в руку Джереда и продолжил:
— Тот, кому была оказана милость, сделал свой выбор в пользу зла и осквернил мир, но следует ли из этого, что ты должен был не оставить ему выбора? Вправе ли мы были решать, кто заслуживает еще одного шанса, а кто нет?
Джеред уронил еще одну слезу, но кивнул. В нем росла новая решимость. Она придавала силу рукам и ногам и наполняла верой его сознание.
— Ну что ж, зато теперь нам выпало судить. И я считаю Гориана виновным. Миррон, Арду, поспешим. Это наш долг перед теми, кто идет за нами по пятам.
Оссакер улыбнулся и закрыл глаза.
* * *
Роберто обрезал веревочную сеть, в которой находилась клеть, и, используя клинок гладиуса в качестве рычага, стал отжимать прибитую гвоздями крышку. Даваров стоял рядом с ним, выкрикивая приказы нескольким сотням людей, которые выжили и сражались здесь, на рушившихся и осыпающихся стенах Драгоценной преграды. Можно было надеяться, что к северу и югу, за пределами видимости, дела обстоят лучше, но на том месте, где находились ворота, остался лишь пролом и гора щебня. Не сохранилось ни одной боеспособной катапульты.