Несомненно, Талун будет доволен и всеми силами постарается, несмотря ни на что, даже на смерть Бергена, добиться заключения этого брака. Оно и понятно: так его сын фактически станет главой картеля Бергена. Разумеется, картель Бергена предпримет теперь все возможное, чтобы воспрепятствовать этому союзу, но дочь Бергена славится своим упрямством, и только одному Императору известно, к чему может привести безвременная смерть Леотаса. Шонаи было жаль, что отношения молодых людей стали теперь политическим оружием, но такова жизнь на Павонисе…
И она продолжается — Шонаи отбросила мысли о любви, которая после гибели Леотаса тоже была обречена на смерть, и выглянула в окно на площадь Освобождения.
О Император, что творилось там! Пошел дождь, смывая лужи крови и прочие следы сражения в сточные трубы, но Шонаи понимала, что никакой дождь не сможет так запросто смыть ее тревоги. Булыжник площади был усеян телами, группы рыдающих людей толпились вокруг павших друзей и любимых. Как же вышло так, что день, начавшийся со столь благородных помыслов, вдруг обернулся кошмаром?
Еще несколько лет назад Павонис был мирной планетой; борьба, которая велась по всей галактике, эту планету почти не затрагивала. Десятина выплачивалась вовремя, и время от времени, как и предписывал закон, молодые мужчины Павониса отправлялись на сборы в армии Императора. Во всех отношениях Павонис был образцом Имперского мира. Люди усердно работали, и их чтили за труд. Бунты происходили в других мирах.
Но как же все изменилось!
Сегодня стол губернатора был завален измятыми документами, и в них говорилось о волнениях по всей планете. В Алтемаксе рабочие взяли приступом Управление Имперских расходов и сожгли здание; бунтовщики в Пракседесе не позволили команде инопланетного торгового корабля занять места на судне и разграбили груз… Ходатайство о компенсации шло следом.
А еще Церковь Старых Принципов опять применила зажигательные бомбы — убито тридцать человек и практически полностью уничтожены производственные площади двух предприятий картеля Верген. Член картеля Аброгас ранен в одном из гетто Джотусбурга, ему повезло, и он выжил, хотя что он там вообще делал, так и осталось неясным. Возле Каэрнуса IV пираты-эльдары, изводившие Павонис в последние шесть лет, из засады напали на очередной корабль снабжения. Корабль как раз перевозил материалы и товары, которые должны были несколько уменьшить огромный долг Павониса перед Империей в виде запаздывавшей десятины.
Губернатор чувствовала, как невыносимо давит на нее тяжесть каждого провала, и размышляла, в чем же ее ошибка и что еще она может сделать. Она изо всех сил старалась обеспечить уплату десятины, которую требовал Администратум, но выжать из Павониса еще хоть что-нибудь уже не могла.
Все производства были напряжены до предела, и лишь немногие из товаров, что они изготавливали, соответствовали требованиям. Ее «десятинный налог» был попыткой компенсировать дефицит до той поры, пока не разрешится кризис, но налог вызвал бунты почти во всех крупных городах планеты. Шонаи пыталась объяснить создавшееся положение своему народу, убедить людей, что они испытывают лишения во имя блага Павониса, но как бы она ни крутилась, что бы ни предпринимала — все это, казалось, шло только во вред и ситуация с каждым днем лишь ухудшалась.
И здесь, в ее собственной столице, в нее стреляли! Шонаи все еще не могла в это поверить. Когда над площадью в звенящей от напряжения тишине прогремел первый выстрел, Думак бросился к ней и попытался увлечь ее в безопасное место. Вспоминая это, губернатор зажмурилась, пытаясь прогнать от себя жуткую картину, но та вновь и вновь вставала перед ее глазами: взрывающееся лицо Думака. Он упал и увлек ее за собой, и кровь и мозг Думака текли на Шонаи, пока тот содрогался в предсмертных конвульсиях.
Микола Шонаи вымыла волосы и отправила свой официальный костюм в стирку, чтобы хотя бы следы крови на нем не напоминали ей о смерти юноши. Переодевшись в свежий синий костюм, она все равно, казалось, по-прежнему ощущала кожей горячую липкую кровь племянника. И вдруг Шонаи вспомнила свою младшую сестру, вспомнила, как та гордилась, услышав тайное признание Миколы, что однажды Ду-мак примет у нее руководство картелем Шонаи. Теперь Шонаи показалось, что все это происходило в какой-то другой жизни.
Губернатор смотрела, как сквозь толпу движутся священники и местные апотекарии, оказывая помощь раненым или от имени Императора отпуская грехи мертвым. Она прочла молитву за души усопших и сделала глубокий вдох. Она планетный губернатор Империи, и должна проявлять самообладание. Но это так трудно: все так и валится из рук, как бы она ни старалась.
Опустившись в обитое зеленой кожей кресло и придвинув его к столу, губернатор просмотрела десятки новых сообщений о насилиях и беспорядках на планете. Собрав их в стопку, оказавшуюся весьма внушительной, Шонаи передвинула их на край стола. Она займется ими позже. Сейчас у нее было дело куда более насущное: собственное политическое выживание. Шонаи пригладила влажные седые волосы и насухо вытерла уголки бледно-зеленых глаз. Ее лицо выглядело печальным, обеспокоенным и уставшим, и морщины проступили на нем особенно резко. Микола Шонаи всем телом ощущала, как тяжко давит на нее каждый год из шестидесяти двух прожитых. То, что она понесла сегодня утрату, не имело значения. Она губернатор Имперского мира, и ее обязанности не могут ждать.
Потянув за длинную бархатную веревку, свисавшую с потолка рядом со столом, она уставилась на бюст своего прапрадеда, Форлануса Шонаи, стоявший возле камина. Форланус основал картель Шонаи, начав с одного-единственного предприятия и превратив его в итоге в один из самых могущественных промышленных картелей на Павонисе. «Как бы старый Форланус справился со всем этим?» — подумала она.
От бесплодных размышлений ее оторвал почтительный стук в дверь. Вошли четверо мужчин в черных костюмах, у каждого из них в петлице был значок картеля Шонаи. Во главе группы был Алмерз Чанда, который, войдя, поклонился губернатору. На лицах вошедших было сумрачное, удрученное выражение, впрочем, это было неудивительно.
— Что ж, господа, — начала Шонаи, прежде чем вошедшие успеют высказать дежурные банальности по поводу постигшей ее утраты. — И насколько же все теперь плохо?
От столь прямого вопроса мужчинам стало неуютно, никто из них не горел желанием первым попасть под горячую руку губернатора.
— Когда я задаю прямой вопрос, я ожидаю прямого ответа, — отчеканила губернатор.
— Этот бунт, мадам, определенно был еще не самым страшным из того, что могло бы случиться, — произнес самый молодой из ее советников.
