Рогал Дорн и генерал-фабрикатор повернулись к Малькадору.
— Не касается ли эта альтернатива той тени, что ты поставил караульным за лотосом? — спросил Рогал Дорн.
Малькадор позволил себе сухо улыбнуться.
— Падальщик, — позвал Сигиллит, — выйди к нам, будь так любезен. Ты нервируешь повелителя Дорна.
Пока Падальщик шёл по орнаменту зелени висячих садов, он успел заметить, как Рогал Дорн мрачно посмотрел в сторону Малькадора. Во всяком случае, регенту удалось снять напряжение между примархом и генерал-фабрикатором.
— Ты сын моего брата Коракса, — сказал Дорн подошедшему Падальщику. Несмотря на нейтральный тёмно-серый цвет брони, Гвардеец Ворона не мог скрыть ни бледность кожи, ни чёрные длинные волосы, ни заострённость черт лица.
— И это честь для меня, мой повелитель, — ответил Падальщик.
— Падальщик из легиона Гвардии Ворона пополнил ряды моих ушей и глаз, — пояснил Малькадор генерал-фабрикатору.
— С Марса, — высказал наблюдение верховный Механикум, прочитав почерк мастеров главного мира-кузницы в аугметике Падальщика. Космодесантник плавно перенёс вес тела с одной гидравлической ноги на другую.
— Да, — подтвердил Сигиллит.
— Эвакуированный вместе с моими родственными конструкциями Имперскими Кулаками повелителя Дорна, — продолжил генерал-фабрикатор. — Я помню тебя по распределительному пункту на Луне. Легионер. Ты проходил обучение у ремесленников на Марсе?
— Да, генерал, — ответил Падальщик, — я завершил обучение и должен был пройти посвящение.
— Во имя вечно идущих шестерней, — произнёс повелитель Механикумов, — в этом случае, ты должен позволить мне утвердить тебя в правах. Ты должен получить "Машину Опус" в награду за годы обучения и тренировок.
— Это любезность с вашей стороны, генерал, — ответил Падальщик, — но я решил не принимать посвящения.
Такое признание, похоже, смутило повелителя Механикумов.
— Ты решил не возвращаться к своему Легиону? — спросил Дорн. — После всех тех бедствий, обрушившихся на него в системе Исстван?
Падальщик слышал из уст самого Малькадора о произошедших на другом конце галактики зверствах, когда брат обратился против брата, учинённой резне и безвозвратном повороте в истории Империума. Он хотел бы сказать, что оплакивает своих братьев, но это было не так. Фаринатус изменил его навсегда. Ему следовало бы чувствовать воющую пустоту в своих сердцах, вакуум, который можно было бы заполнить, лишь проливая кровь предателей. Вместо этого он чувствовал лишь холодную, неудержимую потребность в исправлении того, что было сломано: расколотой империи, попранном наследии, шестерён братства, заскрежетавших и разбившихся.
— Нет, мой повелитель, — ответил Падальщик.
— В то самое время, когда мой брат, да и твои братья, нуждаются в тебе особенно остро? — гнул своё примарх.
— Я избрал другой путь служения, — сказал ему Падальщик.
Дорн перевёл взгляд на молчавшего Сигиллита.
— Одна из твоих фигур? — спросил он. — Чтобы двигать по регицидной доске?
— А мы разве не все — такие фигуры? — ответил Малькадор.
— Как там выразился твой Гарро? — спросил примарх. — Странствующий Рыцарь.
— Он избрал этот путь, — ответил Малькадор.
— Или путь был избран для него на Луне, — отозвался Дорн.
Малькадор просто улыбнулся.
— Путь, который приведёт его обратно на Марс, если мы трое сделаем выбор, — сказал он многозначительно, позволив предложению повиснуть на утреннем бризе.
— Я слушаю, — сказал Дорн.
Малькадор повернулся к Кейну.
— Я — само внимание, — ответил генерал-фабрикатор.
— Прошу, — обратился Сигиллит к Падальщику, — расскажи им то, что рассказал мне.
Падальщик склонил голову перед своим новым повелителем.
— Время, проведённое мною на Луне, дало мне возможность поразмыслить. Там больше нечем было заняться, кроме как думать — о схизме на Марсе, предательстве на Исстване, предложении Лорда Регента и той задаче, которую я мог бы выполнить в этой новой галактике вызовов и перемен. Я пришёл к заключению, что, невзирая на наш шок от зверской бойни в зоне высадки, ересь, в той или иной форме, далеко не новое явление. Марс изобиловал несанкционированными экспериментами, отвратительными технологиями и решениями, почерпнутыми у ксеносов, а то и кое-кого другого, — видя, что Кейн собирается протестовать, Падальщик продолжил. — Которые неустанно преследовались и пресекались со стороны клав-малагр генерал-лекзорциста, пробанд-дивизио и префектурой Магистериум.
Повелитель Механикумов молчаливо кивнул, соглашаясь.
— Я имел несчастье лицезреть одного такого техноеретика, приговорённого к вечному заточению в стазисе.
— В чём заключалось его преступление? — спросил генерал-фабрикатор.
— Изучение самосовершенствующихся технологий.
— Изуверского интеллекта?
— Да, генерал, — подтвердил Падальщик. — Мой ремесленник Астартес ознакомил своих учеников с деяниями грозной Малагры, пробанд-дивизио и префектуры Магистериум с самого начала, чтобы внушить отвращение к подобным отклонениям.
— В таком случае у вас был мудрый наставник, — ответил Кейн. — Как звали того техноеретика?
— Октал Бул, — сказал Падальщик, — молодой, но блестящий магос Доминус Легио Кибернетики. Ученик самого ремесленника Кибернетики Фемалия Лакса.
— Я знаю о Лаксе из данных инфогробниц, — сказал Кейн. — Но не об этом магосе.
— Ереси спрятаны, — продолжил Падальщик, — переписаны, стёрты. Даже от таких, как вы, генерал-фабрикатор. Чтобы очистить феодала региона и уберечь его родственных конструкций от затруднений, пробанд-Дивизио заставила чистильщиков кода удалить все следы существования Була из гробниц, библиотек и даже местных потоковых хранилищ. Его работа, его порча и исследования были похоронены вместе с ним в стазисе.
— В таком случае, откуда ты так много знаешь об этом радикале? — спросил Дорн.
— Наставник сделал Октала Була моим первым заданием для изучения, — ответил Падальщик. — Он дал мне доступ к зашифрованным файлам пробанд. Он хотел знать, что я действительно понял трансгрессии техноеретика.
— И ты понял? — давил примарх, в каждом слове грохотало предупреждение.
— Понял достаточно, чтобы помочь нам в эти горькие времена, повелитель Дорн.
— Рогал, — успокаивающе произнёс Малькадор, — выслушай его.
— Те трансгрессии включали в себя высказывания против законов Марса, запрещавших распространение адаптивных интеллектов, Чувственный эдикт и запретные учения Сингулярционистов.
