Бросив отрывистый приказ, Борей отослал слуг прочь, чужое присутствие разрушало концентрацию, хотя капеллан пытался думать только о присяге, данной при вступлении во внутренний круг. Он и глазом моргнуть не успел, как люди, собрав инструмент, убрались, за что Борей был им благодарен. Несмотря на сомнения, он оставался командиром Темных Ангелов на Писцине, долг которого — руководить уверенно и показывать другим пример. Даже его минутная слабость могла причинить невообразимый вред не только самому Борею, но и подчиненным, взиравшим на его мудрость и его руководство с абсолютным доверием. Один Борей знал, какие акты анархии и разложения могли последовать, окажись доверие нарушенным.
Сообразив, что присутствие слуг тут не при чем, и только собственные тёмные мысли вызывают тревогу, капеллан решил, что в одиночестве душу успокоить не удастся. Возможно, лучшее поискать утешение в компании пяти космодесантников собственного отряда, подумал он. Напоследок коротко оглядев наполовину позолоченного примарха, Борей повернулся и зашагал, его босые ноги громко топали по каменным плитам пола. Распахнув наружу двойные двери, он выбрался из часовни, обернулся и прикрыл тяжелые створки, гул удара громко разнесся в тишине. Свернув налево по коридору, капеллан пересек башню, чтобы попасть в оружейную палату, в которой надеялся отыскать Гефеста.
МЫСЛЬ БЫЛА верная, в этом Борей убедился, как только вошел в мастерскую технодесантника. Как и другие комнаты цитадели, эта тоже была квадратной и функциональной, с простыми стенами из камнебетона без украшений. Здесь, в окружении стеллажей с оружием и рабочих столов, в компании пятерых своих слуг, устроившись за верстаком, Гефест работал над силовой броней Борея. Зажав пластрон в тисках, он деловито удалял с него многочисленные порезы, полученные в бою с орками. Один из помощников, устроившись рядом, время от времени погружал ковш в Грааль со святой водой и выливал содержимое на механический напильник.
Слева размещались болтеры и ящики с боеприпасами, все аккуратно уложенные и помеченные символами имперского орла и крылатого меча Темных Ангелов. Рядом с ними на стене висели разнообразные клинки и топоры, среди них цепные мечи, силовые мечи, и крозиус Борея. Все они блестели в лучах светильников, что свидетельствовало об особом внимании Гефеста, который каждый вечер с любовью очищал оружие при помощи священного масла.
— Что привело тебя в мою комнату, брат-капеллан? — спросил Гефест, в этот миг Борей понял, что заворожено рассматривает блеск крозиуса.
Технодесантник бросил взгляд поверх плеча Борея.
— Ты опоздал на общую молитву вчера вечером, — сказал Борей, которому вдруг пришло в голову, что и сам-то он не очень уверен в причине прихода.
— Ну-ну… — ответил Гефест, вытирая мясистые ладони о белую ткань и вставая со скамьи. — Ты же знаешь, мне позволено исполнять мои обязанности здесь, я так и поступаю все последние вечера после боя на Вартозе.
— Конечно, — согласился Борей, прекрасно зная, что технодесантники освобождены от молитвы, если присутствие на ней мешает ремонту и обслуживанию боевого снаряжения. — Я не сообразил, как много работы досталось тебе после той стычки.
— Я предпочел бы затратить двадцать часов на ремонт одного болтера, чем хоть на секунду засомневаться — вдруг мои боевые браться не могут сражаться в полную силу из-за моей небрежности в работе, — улыбнулся Гефест. — И ещё я обращаю особое внимание на броню капеллана-дознавателя, потому что она того заслуживает.
— Да, я знаю о твоей любви к изделиям мастера Мандеуса, — заметил Борей, позволяя себе одну из редких своих улыбок. — Ты не раз говорил, что умрешь довольным, если сможешь создать модель брони вполовину столь же великолепной, как моя.
— Я мог такое сказать, — согласился Гефест, — но по ошибке. Как следует поработав с броней в эти дни, я многое узнал о методах Мандеуса, и теперь я буду доволен, если создам такой же хороший доспех!
— Разве ты не предпочел бы сработать доспех лучше Мандеуса? — спросил Борей, подоходя к верстаку и разглядывая разрозненные части сервоприводов и искусственные мышцы-волокна, которые Гефест извлек из нагрудника.
— Если я сумею подражать его умениям с теми инструментами, которые у меня найдутся здесь и сейчас, я сочту себя лучшим мастером, — ответил Гефест тихо.
Борей наградил его вопрошающим взглядом.
— Великие мастера Мандеус, Генеон, Астер и все им подобные работали в Башне Ангелов, среди братьев, с помощниками, которые делали вместо них второстепенные дела, на которые я тут растрачиваю свои дни. Ты видел большой Армориум нашего ордена. Это место в нашей башне по сравнению с ним ничто.
— Тебя тяготит здешний пост? — тихо спросил Борей, понимая, что его собственную душу гнетет то де самое чувство: желание быть свободным от Писцины с её ограничениями. — Ты считаешь, что в Армориуме, со своими коллегами-технодесантниками, ты лучше послужил бы Императору?
Гефест колебался, пытаясь уловить настроение Борея. Он коротко глянул на помощников в комнате (те погрузились в собственные обязанности, или, по крайней мере, выглядело это именно так), после чего ответил задумчиво.
— Мы все боролись, проливали кровь на этих вулканических островах, чтобы защитить Писцину от орков, — сказал он низким голосом, придвинувшись вплотную к капеллану-дознавателю. — Я готов снова делать это и работать на Писцине, пока магистр Кузни не посчитает нужным прислать кого-нибудь взамен.
— Но ты не ответил на мой вопрос, — настаивал Борей с печальной улыбкой. — Я не стану судить тебя, почему бы тебе ни достичь совершенства в своём деле? И я не собираюсь возлагать на тебя ответственность за желание идти по стопам великих предшественников. Ты великий мастер, твоё терпение — дань уважения нашему ордену. Не мне выступать от имени великих магистров, но, когда Башня Ангелов снова возвратится к нам, они узнают о твоей самоотверженности и твоем мастерстве.
— Я не искал похвалы, брат-капеллан, — быстро сказал Гефест. — Ты меня спросил, и я ответил честно, как мог.
— Раз ты не искал похвалы, то тем более достоин её, — ответил Борей, положив руку на плечо товарища. — Я задал вопрос не из подозрения, но из доверия. Не хочу, чтобы тебя угнетали твои мысли и амбиции, ты должен чувствовать себя свободно и говорить свободно, и со мной, и с другими. Только в стремлении к вершинам своих возможностей мы сумеем сохранить гордость ордена и его честь.
— В таком случае, могу я задать вопрос, брат-капеллан? — спросил Гефест, вглядываясь в лицо Борея.
— Да, конечно.
