— В таком случае, хватит болтать, щенки! — бросил он. — Давайте начнем наше восхождение к безумию!
Фабий начал с самой древней техники пыток, открыв свою коллекцию и объяснив, для какой цели служит тот или иной инструмент. Набор состоял из самых примитивных приспособлений, изготовить которые мог любой, кто занимался работой по дереву или металлу — молотками, щипцами с острыми кончиками, когтями, факелами для прижиганий, шилами, терками и дрелями — и более изощренных орудий. Среди них были зажимы для нервов, прижигатели чакр, буры для костного мозга и стимуляторы стволовой части головного мозга.
— Применение последнего устройства доставляет мне наибольшее удовольствие, — сообщил Фабий, размещая на спине Фулгрима несколько металлических шипов.
Стол, на котором лежал примарх, повернулся вокруг продольной оси, открыв взглядам иссеченные плечи и спину, сплошь покрытую рубцами и заживающими шрамами. Тело примарха навело Люция на мысли о неуклонном стремлении к желанному мучению, которое может вынести только истинный приверженец боли.
— Что это такое, и что оно делает? — спросил Каэсорон.
Фабий, довольный возможностью поговорить о способе причинения боли, улыбнулся.
— Это нейронный паразит, полученный из мозговой жидкости, созданный при помощи генной технологии и нанотехники от гибрид-капитанов Диаспорекса.
— Это не ответ на вопрос, — бросил Марий.
Фабий кивнул и пальцем с длинным ногтем постучал по затылку Фулгрима. Люций, увидев это, нахмурился. Для Фабия тело примарха было просто куском мяса, на котором он мог совершенствовать свои приемы. Исход этого мятежа определит будущее легиона, а для апотекария происходящее — всего лишь возможность разгадать новую биологическую загадку и испытать очередное изобретение. Антипатия к Фабию, которую всегда питал Люций, переросла в ненависть.
Фабий взял в руки предмет, напоминающий заднюю часть боевого шлема, и вывернул изнанкой наружу. Внутренняя поверхность ощетинилась тонкими шипами, соединенными с инжектором, в котором переливалась серебристая жидкость, похожая на ртуть.
— При соприкосновении с объектом наножидкость поступает в тело, затем проникает в стволовую часть мозга и по нейронным проводящим путям попадает в мозг. Различные виды ксеносов, используемых при получении сыворотки, были одержимы увеличением психического потенциала, и вмешательство в деятельность мозга позволяет оператору устройства проникать в любую часть и стимулировать любые процессы.
— До какого предела? — спросил Люций, уже предугадывая ответ.
— Все смертные представляют собой простой механизм, — сказал Фабий. — Механические животные из плоти и крови, движимые по существу механистическими побуждениями. То, что мы ошибочно называем личностью или характером, на самом деле просто реакция на стимулирование. Создав достаточно сложный алгоритм, можно с большой точностью скопировать любую машину, которую невозможно будет отличить от живого существа. Зная об этом, мы можем стимулировать определенные участки мозга, усиливая одни части и блокируя другие. Если бы я захотел, я мог бы разбить голову новорожденного о стену на глазах его матери и заставить ее наблюдать за этим с неподдельным восторгом. Можно слегка дотронуться до груди человека, но убедить его в том, что я голыми руками вырываю у него сердце.
— В таком случае, к чему все остальные устройства? — спросил Каэсорон.
— Хотя этот прибор и способен убедить человека в том, что он сгорает дотла без единой искры поблизости, более простые методы причинения боли… доставляют особое удовольствие, — признался Фабий.
— Ну, в этом мы с тобой согласны, — сказал первый капитан.
— Чего же мы ждем?! — воскликнул Вайросеан. — Пора приступать, и покончить с этим делом как можно скорее.
Фабий медленно кивнул и снова повернул стол. Лицо Фулгрима побагровело, и Люций видел, что их попытки спасти душу, чье тело он украл, доставляют ему удовольствие.
— Я помню это устройство, — сказал Фулгрим. — Неужели ты надеешься, что оно справится с таким существом, как я? Мой разум на порядок мощнее, чем твой. Он обретается в непостижимых для тебя пространствах, пределы его так велики, что не могут быть заключены в костяную коробку, и простирается он до таких царств, где обитают только боги.
— Это мы сейчас выясним, — буркнул Фабий, оскорбленный недоверием к своей гениальности.
— Начинай с этого, — приказал Каэсорон. — Если мы добьемся успеха, Фулгрим сможет вернуться в неповрежденное тело.
— Дети мои, вас увлекли, словно овец на бойню, — произнес Фулгрим. — Люций подбрасывает вам идею, пробуждающую искру интереса в вашей скучной жизни, и вы принимаете ее за путеводную звезду, лишь бы что-то почувствовать. Неужели наше вознесение вас ничему не научило? Настоящая жизнь требует несогласия в мыслях и делах. Братства нужны робким, и только ересь благословенна!
— Хватит разговоров, — оборвал его Люций.
Он выбрал клещи с острыми лезвиями и зажал в них средний палец на правой руке Фулгрима. Одного легкого нажатия хватило, чтобы отделить палец у среднего сустава. Из обрубка брызнула струя крови, но через мгновение кровотечение уменьшилось.
Фулгрим застонал, но был ли этот стон вызван болью, или наслаждением, Люций не понял.
Фабий, сердито нахмурившись, вырвал клещи из рук Люция.
— Пытка требует точности и последовательности, это настоящее искусство, — бросил он. — А резать и калечить наугад — удел дилетантов. Я не стану принимать участия в тупой резне.
— Тогда прекрати болтать и займись делом. А то мне кажется, что ты увиливаешь.
— Мечник прав, — согласился Каэсорон, нависая над апотекарием.
В своих терминаторских доспехах он значительно превосходил апотекария, и Фабий неохотно кивнул.
— Как прикажешь, первый капитан, — сказал он, отворачиваясь к своим инструментам. — Мы начнем с боли, причиняемой огнем.
У Люция заколотилось сердце, когда он увидел, как Фабий берет с полки газовый резак и трижды нажимает на рычаг зажигалки, чтобы получить пламя. Затем регулирует клапан, и струя пламени сужается, словно для резки металла.
Юлий Каэсорон нагнулся к Фулгриму:
— Это твой последний шанс, дьявольское отродье. Убирайся из тела моего примарха, и ты не пострадаешь.
— Я рад страданиям, — оскалился Фулгрим.
Каэсорон кивнул, и по его знаку Фабий направил пламя на одну из обнаженных ног Фулгрима.
Под воздействием колоссального жара мягкие ткани сморщились и стали стекать, словно расплавленная резина. Спина Фулгрима выгнулась дугой, челюсти разошлись в беззвучном вопле, а на шее под кожей вздулись вены и, словно сталкивающиеся тектонические плиты, заходили желваки.
