— Думаешь, это что-то даст? — спросил Бракстон.
Лоренцо покачал головой. Он вспомнил слова Старого Упрямца тем утром, когда они вышли из лагеря.
— Лучше всего нам будет просто оставить планету в покое. Это все, чего она хочет. Но Империум не уйдет отсюда до тех пор, пока здесь есть орки, а зеленокожие — пока есть мы. Никто не оставит друг друга в покое, и потому мы будем сражаться дальше.
— Впустую, — сказал Бракстон.
— Впустую, — согласился Лоренцо. — И наша жестокость со временем породит ответную жестокость. Мы начали называть Рогар-3 миром смерти всего месяц назад. А во что он превратится еще через месяц? Год? Десятилетие?
— Не знаю, — произнес Бракстон, — но рассчитываю выяснить.
Лоренцо ухмыльнулся.
— И я жду не дождусь.
Затем, как раньше Слай Мэрбо, они беззвучно исчезли в джунглях. После них остались лишь слабые отпечатки следов, свидетельствовавшие, что здесь кто-то был. А через пару минут мир смерти стер и их.
Стив Лайонс
Поджидающая смерть
Бореалис IV.
Не могу сказать, что это была самая выдающаяся кампания в моей карьере. Планета джунглей, вращающаяся вокруг красного гиганта на внутреннем круге Сегментума Темпестус. Сорок три градуса в тени. Змеи, скрывающиеся под каждым листом, жалящие насекомые размером с кулак человека. Даже цветы выплевывали противную дурно пахнущую дрянь. Я был чертовски разочарован, скажу я вам. Я надеялся на перевод.
Никогда не мог понять, за что стоит спасать Бореалис IV. Может быть за то, что его недра были забиты полезными ископаемыми и драгоценными камнями. Или за то, что были столь же пустыми как глотка трупа. Тогда имело значение лишь то, что, когда эксплораторы ступили на этот новый зеленый мир, они удивились тому, что ждало их: культ хаосопоклонников, гордящихся тем, что Темные Боги начали извращать их плоть и искажать их кости.
Вот куда попал я: Полковник «Железная Рука» Стракен — в сопровождении трех чертовых полков самых элитных солдат во всем Империуме.
Катачанских джунглевых бойцов.
Сброд, который представляли культисты на Бореалисе IV, был одним из самых отвратительных, который я когда-либо видел. И все же они снова и снова нападали, бросаясь на нас с противным воем с деревьев, совершенно не заботясь о собственных жизнях.
Для меня это было прекрасно — нас также не заботили их жизни.
— Ну, только не танцуй с этими проклятыми бабами, Грэвис — используй свой нож, парень, — кричал я. — И Барруга, ты такой же медленный как ползущее растение. Вы что, ленивые слизняки, собираетесь позволить этим мразям облевать честное имя Второго Катачанского? Я бы мог наброситься на это стадо и с одной моей нормальной рукой, если бы вы, гроксовы дети, не стояли бы на моем пути. Торн, хватит размахивать как чертов младенец — опусти чертову руку и подбери этот лазган! Копачек, ты получил огнемет, так чего, черт возьми, ты ждешь? Зубы Императора, я что, сам всё должен делать за вас?
Мы прошли сквозь эти отбросы как клинок через циновку. Они были недисциплинированны, плохо вооружены, и так и не поняли, кто же на них напал. Они тратили впустую свои проклятые жизни, танцуя в платьях вокруг алтарей и размахивая зловонными свечами. Если бы они провели несколько дней в моем мире, они узнали бы, как сражаются мужчины.
Я поспорил с полковником Кэррэвэем из 14-го, что мы закончим здесь в четыре месяца, не больше. Прошло два месяца, и было похоже, что я заберу выигрыш. До этой ночи.
Этой ночи, когда мой взвод приблизительно в тридцать закаленных ветеранов — включая знаменитого генерала Фарриса — оказался отрезан от наших товарищей, и был в трудном положении в самой глубине темных джунглей Бореалиса. Той ночи, когда я оказался лицом к лицу с одной из самых жестких, самых отчаянных проблем в моей жизни.
Этой ночи, когда я должен был сразиться с моими собственными чертовыми людьми.
По сравнению с катачанскими, джунгли на Бореалисе IV были просто рощицей, но чертов марш-бросок дался слишком нелегко. Сокращение пути через высокую растительность замедляло нас, и люди устали. Но близился закат, а здесь всё имело тенденцию после наступления темноты становиться намного более хреновым, поэтому я решил высказать несколько слов поддержки.
— Эй, там, сзади, прибавьте ходу! Вы что, думаете, что вы младенцы на прогулке в мангровых болотах? Мейерс, вложи хоть одно движение мускула в свои удары ножом. Левитский, Барруга, постарайтесь добиться от этого проклятого вокс-передатчика хоть каких-то признаков жизни.
Однако аппарат выдал только металлический «туньк» и еще один взрыв статических помех.
— Зубы Императора, вот что бывает, когда вы, маменькины сынки, не можете мочкануть горстку проклятых уродов-полумутантов, — орал я. — И это перед генералом! Меня не интересует, как долго это будет продолжаться, но, ни один из вас не расслабится ни на одну чертову секунду, пока мы не вернемся на наши позиции. Я обещал вам сегодня плевый денек, и того, кто сделает из старика Стракена «Железная Рука» лгуна, я задушу его же собственными кишками. Что…?
Я остановился, и все вокруг меня замерли. К вечному гудению насекомых и вою обитателей джунглей внезапно добавился другой шум — слабое звяканье колокольчиков на ветру.
— Что это я вижу здесь? Какого хрена это тут? — спросил я.
Внезапно мы вышли на расчищенное место, шириной, по крайней мере, в полкилометра. Навес джунглей разошелся, и я был ослеплен последними лучами заходящего солнца. Воздух резко стал прохладным и свежим, пахло цветением. И, прищурившись от света, я смог разглядеть темные, искусственные формы. Здания. Темные деревянные хижины.
Первой моей мыслью было то, что мы нашли вражеский схрон. Но эти хижины были крепкими и ухоженными, расположенными вокруг большего центрального здания. Наши враги, возможно, никогда не смогли бы построить ничего похожего. Кроме того, если бы здесь была зараза Губительных Сил, то будь я проклят, если бы не унюхал это.
Почему тогда мои кишки предупреждают меня о какой-то гнили в этом месте? И какого черта я не послушал их?
Пока мы стояли, вытаращив глаза, из-за хижин появилась фигура и направилась к нам. Мальчик, почти подросток — но, так как мои глаза слепили кроваво-красного лучи солнца, я больше ничего не мог разобрать. Конечно, мои люди среагировали так, как были обучены, подняв лазганы и прицелившись, но мальчик, казалось, был совершенно не обеспокоен видом тридцати дул, нацеленных в его сердце.
Он подошел ближе, солнце закатилось, и поляну омыл слабый синий свет одутловатой луны. Теперь я смог разглядеть лицо мальчика, круглое и нежное, и глаза, светящиеся и широко открытые. Его бронзово-солнечная кожа была безупречной, и лунный свет сиял на его лысой голове словно ореол. На нем была простая белая одежда, украшенная гирляндой цветов.
