— Зачем просить о том, что мы можем просто взять? — прорычал еще один из собравшихся воинов, Каргос Плюющийся Кровью. Когда-то он входил в Восьмую роту Кхарна, теперь же возглавлял свою собственную, убив прежнего капитана в кровавом поединке. Сангвис экстремис. Его слова вызвали согласное перешептывание остальных.
— Трусы и подхалимы, — выплюнул другой, мясник Жархан. — Мы сбежали, поджав хвосты, словно шавки, а теперь переругиваемся и спорим о том, сражаться ли с бывшими союзниками? Я не стану больше этого слушать. Где наша гордость? Нам следовало остаться и драться до конца. Я поклялся забрать череп Волчьего Лорда. 48-я возвращается за ним.
Жархан сошел со своего плинта и исчез.
Одновременно заговорила дюжина голосов.
— …должны искать Ангрона. Астропаты слышат, как он ревет в…
— …одни разговоры! Мы атакуем и атакуем сейчас же, мы это знаем, мы…
— …объединиться с ними. Вместе мы можем вернуться и…
— …даже не капитан. Ты не командуешь…
— …держаться вместе. В противном случае Легион и впрямь уже мертв.
— Это бессмысленно, — произнес Аргус Бронд, сходя со своего плинта.
Мерцающие гололиты продолжали спорить и переругиваться.
— Вразуми своего капитана, — сказал Бронд Баруде. — Легион дробится у нас на глазах. Зачем нам задерживаться и принимать участие в его падении?
Баруда уже собирался заговорить, но его взгляд привлек к себе входной вестибюль зала, где с шипением открылась дверь, и внутрь вошли Пожиратели Миров. Его глаза расширились.
Решив, что это Дрегер, наконец, прибыл обозначить своей присутствие, Бронд обернулся.
— Кровь примарха, — выдохнул он.
Несколько кораблей Пожирателей Миров уже разворачивались, покидая флотилию и нацеливаясь на границу системы, дабы предоставить братьев собственной судьбе, когда в поле зрения вновь возник гололит Аргуса Бронда, занявшего свое место в кругу.
Следующим появился Дрегер, капитан Девятой. Его трехмерное изображение спроецировалось по всему флоту.
— Дрегер, так мило с твоей стороны почтить нас своим присутствием, — ощерился Гогур.
Образ Дрегера пристально посмотрел на него жестким взглядом, однако ничего не сказал.
— Тебе есть, что добавить к этому… — начал было говорить Гогур, но его слова перешли в змеиное шипение, когда вперед выступила новая фигура, которая заняла свободное место Восьмой Штурмовой роты.
Новоприбывший был облачен для войны, боевая броня покрывала все его тело, кроме обнаженных рук с туго натянутыми мускулами. В одной руке он держал массивный топор, который мгновенно узнавали все в Легионе — каждый знал его название и кровавую историю.
Дитя Крови.
Громкие голоса и споры медленно стихали один за другим, пока все собравшиеся капитаны не застыли в безмолвии.
Новоприбывший не носил шлема. Темные монохромные крапинки, которые могли быть только кровью, покрывали его открытое лицо, столь знакомое всем.
Это лицо было вытянутым, не надменным или патрицианским, как у Ультрадесантников или Детей Императора, но, тем не менее, благородным.
— Кхарн, — наконец, выдохнул Гогур, нарушив молчание. Капитан Восьмой Штурмовой обратил на него свой переменчивый взгляд. Он, не мигая, уставился на Поглотителя, задержав взгляд на мгновение дольше, чем это было комфортно, а затем заговорил.
— Гогур, — произнес он, чуть склонив голову. Его голос был изящным и чистым, спокойным и окрашенным акцентом родного мира.
— Мы тебя не ждали, — сказал Гогур.
— И тем не менее, я здесь, — произнес Кхарн.
Дрегер и Аргус Бронд находились снаружи запертой двери. По обе стороны проема, неподвижно держа алебарды, стояли караульные, поставленные Дрегером, чтобы присматривать за Кхарном
— Сколько он там пробыл? — спросил Дрегер.
— Пять часов, — ответил Бронд. — За это время никто не входил и не выходил.
— Никого не напоминает? — произнес Дрегер.
— Малость чересчур, — отозвался тот. — Ты уверен?
— Иди, — сказал Дрегер.
Бронд кивнул.
— Удачи, — произнес он с сардонической улыбкой.
Когда Бронд удалился, Дрегер ударил по открывающему механизму двери. По ту сторону его ждала тьма.
— Кхарн? — произнес он, шагнув во мрак. Его чувства были настороже, он отчасти ожидал нападения из темноты. «Нет», — сказал себе Дрегер. Он совсем не такой, как Ангрон.
Разумеется, для воина Легионес Астартес тьма не являлась непреодолимой преградой. Всего через мгновение он увидел Кхарна, который сидел на дальнем краю комнаты. Его голова была опущена, на коленях лежало Дитя Крови, и обе руки покоились на рукояти оружия. Сколько пало от зубьев этого пропитанного кровью топора? Стало ли какое-либо оружие, выкованное человеком, причиной большего количества смертей?
Кхарн не поднимал головы. Дрегер молчал, не желая прерывать его раздумья. Он стоял неподвижно, ожидая, когда Кхарн заметит его присутствие.
— Были те, кто думал, будто я зашел слишком далеко, — после долгого мига молчания проговорил Кхарн. Его голос звучал тихо, так что Дрегеру пришлось приблизиться, чтобы разбирать слова отчетливо. — Они говорили, что я искушаю судьбу, что вызову у него ярость. «Он тебя убьет», — говорили они. Они не понимали.
Дрегер ничего не сказал. В темноте он наморщил лоб.
— Он выбросил его, словно оно ничего не значило, — продолжил Кхарн. — Немногочисленные уцелевшие зубы затупились до полной бесполезности. Ты это помнишь — ты ведь там был, не так ли?
— Арматура, — произнес Дрегер, поняв, что Кхарн говорит про Дитя Крови. — Да, я там был.
— Любой мог забрать его и восстановить. Ему бы не было дела. Меня уберег от его гнева вовсе не фаворитизм. Это было так очевидно. Они бы не поняли, но это было очевидно. А ты, капитан? Ты понимаешь?
Теперь Дрегер чувствовал на себе взгляд Кхарна. Тот поднял голову, и в темноте блеснули серебром его глаза — глаза ночного хищника.
У Дрегера болела голова — Гвозди понуждали его обнажить оружие — но он заставил себя думать.
— Он бросил его, так как оно больше не выполняло свою основную функцию, — наконец, сказал он. — Перестало быть для него полезным.
— Оно больше не выполняло свою основную функцию, — повторил Кхарн, задерживаясь на каждом слове. Он медленно кивнул. — Он был исключительно прагматичен. Не относился ни к чему — и ни к кому — с каким-либо особенным почтением или сентиментальностью. Дитя Крови перестало выполнять свою основную функцию, и потому более не являлось для него полезным. Ему не было дела, что с ним станет дальше.
