― Куда мы идем? ― спросил у него за спиной Кадин.
«Не знаю, брат. Не знаю, куда приведут нас клятвы», ― вспыхнула мысль, но он так и не высказал ее, когда покинул отсек.
Тронный зал безмолвствовал, в нем воняло гнилью и пеплом. Свечи давно превратились в лужицы жира, и единственный свет исходил от треснувшей люмосферы, которую держал перед Ариманом сгорбленный сервитор. Труп Гзреля развалился на троне. Его кожу и броню успел покрыть сероватый грибок, превратив бывшего повелителя Терзания в бесформенную груду. Другие тела накрыл ковер белесых стеблей. Ариману казалось, они дергаются и покачиваются всякий раз, когда на них падал свет.
Глаза колдуна остановились на горке мягкого пепла в центре зала. Он лежал там же, где упал, в серой пыли угадывались очертания человеческого тела. Ариман подумал о Толбеке и на секунду закрыл глаза.
Когда «Дитя Титана» нырнуло в варп, Азека начали одолевать вина и гнев. Возможно, они таились в нем и раньше, приглушенные инстинктом самосохранения, притупленные эйфорией от владения силами, которые он долго отрицал. Ариман покинул мостик и затерялся в переплетениях коридоров, позволив разуму раз за разом прокручивать случившееся, видение, эмиссара, то, что он сделал и почему. Когда отвлечься не получилось, вернулось чувство вины, окутав его мысли, подобно грозовой туче. У него не получилось, он оказался слабым.
«Следовало позволить ему довести дело до конца», ― подумал он, наблюдая, как сервитор с лязгом бредет по залу, и желтый свет люмосферы открывает все новые следы насилия и разложения. Среди мусора блеснуло что-то, похожее на полированный кристалл. Ариман подошел ближе и нагнулся. Тогда он понял, что это были остекленевшие и мертвые глаза, взиравшие с поросшего грибком лица Гзреля.
«Я колдун, ― подумал Ариман, глядя ему в глаза. ― Силы, которыми владею ― это силы и демонов, и жестоких богов также. Нет высшего идеала, нет искупления знанием, ― он испустил тяжелый вздох. По телу прокатился гнев, питающийся виной и в свою очередь усиливающий ее. ― Я опять потерпел неудачу, я слаб и недостаточно силен, чтобы принять свою судьбу». На мгновение его посетила мысль найти ближайший воздушный шлюз и исчезнуть в шторме.
Ариман отвел глаза от пустого взгляда Гзреля, которого избегал с тех пор, как вошел в зал. Двое воинов Рубрики продолжали стоять на том же месте. Колдун чувствовал призрачные сущности в каждом доспехе, шепчущиеся на границе сознания. В том шепоте слышался гнев, словно яростный крик, рассеянный шквальным ветром. Ариман поднялся и, не отводя глаз, направился к ним.
Боевая броня воинов Рубрики была насыщено-багрового цвета, окаймлена серебром и увешана свитками папируса. Взгляд Аримана скользнул с одних доспехов на другие, отмечая незначительные детали и знаки, которые рассказывали о заключенном в металлической оболочке воине. Их было немного, но достаточно, чтобы понять, кем при жизни был воин Рубрики. С именем пришло лицо, голос и воспоминание о смешке и доброй улыбке. Воин Рубрики был лишь одним из легиона, но Ариман помнил имена и лица всех своих братьев.
Азек присмотрелся к доспехам, взирая не только глазами, но и разумом. По доспехам вились символы, местами выгравированные на поверхности керамита, кое-где проникая внутрь пластин и сочленений. Для взгляда Аримана они были похожи на цепи синего огня. Он чувствовал, как внутри доспехов бьются закованные души, словно хищники в клетке, почуявшие кровь тюремщика.
Медленно, неуверенно, он поднял руку и коснулся бронированными пальцами наплечника.
Холод охватил руку. Ариман попытался убрать ее, но недостаточно быстро. На запястье сомкнулся кулак воина Рубрики. Азек почувствовал, как под мощной хваткой прогнулись пластины доспехов, и оттуда разлилось тепло. Глаза воина Рубрики вспыхнули. Ариман хотел отстраниться, но воин стал подтягивать его к себе.
+ Ариман, + прошипел голос у него в голове. Колдун почувствовал в нем мольбу и гнев, они скрежетали, словно железо о камень.
― Я… ― попытался заговорить он, но хватка усилилась. Сковывающие символы на доспехах воинов Рубрики сверкали все ярче и ярче. Рука Аримана горела от жара, там, где керамит в руке Рубрики прогнулся. Вторая рука схватила его за шею, оторвав колдуна от пола. Железные пальцы медленно начали сжиматься у него на горле.
+ Ариман, + снова произнес голос, и его шепот заглушил остальные мысли.
Он тонул, не мог дышать, ничего не чувствовал, ослеп. Он падал во вселенную тьмы и теней, проблесков будущего и разбитых воспоминаний. Не мог вспомнить, кем или почему он был. Помнил фигуру в красных доспехах, синее небо, подернутое пурпуром заходящего солнца. Бушевала битва, топор несся к его голове, и он уклонялся от удара, вгоняя собственный клинок в подбородок воину, который мог убить его. Кровь была настолько яркой и живой, что он почти чувствовал ее, когда та брызнула на его щеку.
Образ померк.
Куда подевалось видение? Что это было? Воспоминание из прошлого? Он был убийцей или убитым, его ли кровь блестела на солнце? Он попытался вспомнить видение, вернуть его, но… Какое видение? Было видение воспоминание, оно… Но он уже не мог его вспомнить.
Тьма.
Он попытался вздохнуть, но безуспешно. Он тонул, тьма окутывала его все сильнее, пока он продолжал вращаться, падая, падая без конца.
Где он? Имя, как его зовут? Он хотел закричать, но тонул в кромешном мраке. Его зовут…
― Я ― Азек Ариман, ― он почувствовал, как слова сорвались с уст. Тьма рассеялась в мгновение ока, и он снова смотрел в горящие зеленые линзы шлема с высоким гребнем. Пальцы продолжали смыкаться у него на горле. Ариман вспомнил падение секиры и кровь на солнце. Вспомнил попытку ухватиться за что-то, пока тонул в забытье. Вспомнил, как потянулся в поисках имени.
Он заглянул в глаза воину Рубрики и произнес имя, которое когда-то принадлежало ему.
― Гелио Исидор, ― воин Рубрики замер, и Ариман с трудом втянул воздух в легкие. Колдун понял: он не просто превратил братьев в духов и прах, он разрушил их личности. С течением времени касание варпа изменило бы их плоть и поглотило разумы, но Ариман одним ударом уничтожил все, кем они были. Бронированные фигуры перед ним были просто пустыми оболочками, словно человеческий силуэт, выжженный на стене взрывом бомбы. Сыны Рубрики были не просто мертвы ― сама их сущность была стерта.
«Я совершил это, ― подумал он, ― рассчитывая, что спасаю их, а на самом деле сделал даже хуже, чем если бы просто уничтожил». На него нахлынула волна тягостных чувств. Он потерпел крах и утянул за собой братьев. Знание не освободило разум, но лишь заковало его в гордыню и потащило во мрак. Азек посмотрел на пепел, оставшийся от Толбека.
