— Почему ты думаешь, что мы вообще поймаем его на открытом пространстве? — едко спросил Ковона Михалик. — Если этот жрец так ценен, кто сказал, что синие не запрут его в бункере на милю под землей или что-нибудь подобное?
— Он устраивает ежедневные проповеди, на посадочной площадке, чтобы все Тау могли услышать. Собирает приличную толпу, как мне сказали. Все про славу Высшего Блага.
— Чего?
— Высшего Блага. Их вариант Экклезиархии, — Ковон снова потянулся к сумке и достал инфопланшет. Он бросил его Михалику, который поймал его одной рукой. — Я узнал это отсюда. Архивы ксеносов. Большинству из этого лет двести или даже больше, но достаточно вещей, что могут пригодиться.
Михалик холодно поднял взгляд.
— Ты все говоришь «мы». А кто это умер и назначил тебя планетарным губернатором?
Ковон поднялся на ноги.
— Если у тебя есть идея получше, как разобраться со всем, то пожалуйста, давай послушаем.
Михалику чертовски хотелось, чтобы у него был альтернативный план, но не было. Как и все остальные, он устал отступать, устал, что его треплют синенькие. Он не хотел ничего больше, чем убить их всех, но миссия Ковона была одноразовой ставкой, все или ничего, прогулка в темноте на базе данных столетней давности да чертежах полевой разведки. Это было как идти в тупиковый коридор, а Михалик еще не достиг преклонного возраста тридцати шести, чтобы позволять втягивать себя в тупиковую ситуацию. Он был катаканским снайпером, что вел полк других катаканских снайперов. «Бей и уходи» было правилом его жизни, и он всегда убеждался, что всегда есть путь отхода, что бы он ни делал.
Он покачал головой и начал быстро проглядывать данные на планшете.
— Что-то меня еще здесь беспокоит, — пробормотал он.
— И что? — спросил Пасков.
— Не знаю. Что-то. Может мне просто не нравится, что у нас только один вариант.
Ковон снова сел и начал планировать с Пасковым, какое именно оборудование им следует с собой взять. Михалик же тем временем начал тщательно изучать инфопланшет. Где-то около часа спустя он наконец нашел, то что искал, и когда показал другим, они не смогли не согласиться.
За час до рассвета их чуть не поймали.
Ковон был занят обязанностями корректировщика, тщательно изучая территорию, отмечая потенциальные угрозы и замеряя ветер и погоду. Михалик лежал замерев, прислушиваясь к разным звукам, раздающимся рядом с их укрытием. Прошел почти час с тех пор, как они услышали, как последний взрыв Паскова отдаленным громом прогремел по улицам. Теперь колония была мертвенно тиха, и лишь ядовитые голуби тихо щебетали в ветках над ними.
Ковон кашлянул. В тишине, что предшествовала этому, звук прозвучал как щелчок кнута. Михалик резко развернул голову, его широко раскрытые глаза были свирепы. Он увидел, что его корректировщик лежит лицом вниз, его правая рука была тесно прижата к носу и рту. Тело Ковона содрогнулось в еще одном, на этот раз более приглушенном, кашле. Прошло несколько секунд, прежде чем он уверился, что припадок прошел. Он медленно убрал руку, открыл рот и выпустил струйку кровавой слизи. Потом кивнул, что в порядке.
Глаза Михалика сузились. Он был готов что-то прошептать, когда вдруг раздалось внезапное хлопание крыльев. Ядовитых голубей что-то спугнуло, и это был вовсе не спазм пробитого легкого Ковона. Вместе они выглянули из-за узловатых корней дерева. Сначала они ничего не увидели, но потом облака начали расходиться, и в мрачном индиговом свете, предшествующем рассвету, Ковон и Михалик с трудом различили силуэты патрульных тау. Их было двенадцать, замеревших абсолютно неподвижно в траве, достающей им до плеч. Их винтовки, взятые наизготовку выглядели длинными, плоскими и смертоносными. Прошли напряженные минуты, пока чужаки наконец не решили, что они не слышали ничего особенного, и продолжили свой путь.
Михалик медленно испустил так долго затаиваемый вздох и сосчитал до десяти. Потом посмотрел на Ковона, который снова выпустил кровь изо рта на землю. Его ярость обратилась в искреннюю тревогу, и он спросил, как его рана.
— Нормально, — прошипел Ковон и вернулся к сбору информации. Но Михалик слышал его дыхание — хриплое, булькающее и все ухудшающееся.
Все началось довольно нормально. Валькирия высадилась на поляне посреди джунглей вдали от доступа защитных линий тау. Пасков и Ковон быстро спустились по задней аппарели и за несколько секунд в последний раз проверили свое оснащение. Михалик обошел поляну по периметру, убеждаясь, что все на месте. А потом они трое направились к окраинам колонии. Пока они оставались в джунглях, они не встретили ни единого тау. Но как только деревья уступили место траве, все изменилось.
Присев за колючим кустом, мужчины смотрели через недавно расчищенное поле. Пятьдесят или более человек вкапывали в медного цвета землю желтые столбы. Их лица были безрадостными. Высоко над ними висели те тарелкообразные роботы, что так пугали Паскова. Из огромного динамика снизу они говорили на готике со странным акцентом.
— Примите Высшее Благо. Не ропщите на свой труд, но принимайте его как помощь обществу. Се есть союз между людьми и Тау, между высшими и низшими, между военным, политическим и созидающим трудом. И следует обязательно превозмочь все, что нарушает сей союз.
— Какого черта? — выдохнул Михалик.
— Они делают из гражданских рабов, — сплюнул Пасков.
Ковон рыкнул.
— Они называют это культурной ассимиляцией.
Они обошли вокруг поля, неуверенные, кем сочтут их роботы, вражескими солдатами или просто еще тремя людьми в городе, заполненном людьми. Было уже далеко за полдень, когда они наконец вошли в собственно колонию. Они ползли по проулкам, в своем камуфляже выглядя как кучки толченого кирпича или горы мусора. Время от времени они рисковали выглянуть на улицы, где толпы людей ходили по своим делам. Когда они приблизились к парку Бледель, количество стоящих повсюду Тау увеличилось.
Наконец, когда тени уже начали удлиняться, они пересекли парковку, заполненную брошенными машинами и прошмыгнули в металлическую дверь с задней стороны многоэтажного дома. В коридоре было темно и прохладно, и все трое передохнули минутку, чтоб собраться. Михалик сделал глубокий глоток из фляги. Ковон стучал по компьютеру, прикрепленному к руке. Пасков засунул руку в свой глубокий карман и достал маленькую бутылочку. Одним большим пальцем он открыл крышку и закинул в рот четыре белые таблетки. Михалик проследил, как он проглотил их.
— Чтоб не спать, — тихо сказал Пасков. Он протянул пузырек.
