Первый удар встретил Аурум, Клинок Ангелов. Золото заскрипело по серому металлу, и пророк сцепился с чемпионом. Толемнион без малейших усилий разорвал их «замок», замахнувшись молотом по гарде меча. И хотя пророк и смог отклонить удар, молот обрушился на его запястье. Талос выронил клинок, и Толемнион, отшвырнув противника к стене, добил его возвратным ударом в грудь. Оскверненный орел на нагруднике Талоса вспыхнул и обуглился, а трещины, расколовшие его, случайно сложились в звезду.
— Умри, еретик!
Когда пророк упал, присоединившись к Меркуцию на полу, Кирион и Узас одновременно атаковали. Первый прыгнул на тяжелый щит, вцепившись в края латными рукавицами. Если бы удалось вырвать его из рук Толемниона или хотя бы достаточно опустить, Узас смог бы нанести смертельный удар.
Он осознал свою ошибку, как только его пальцы сомкнулись на богато украшенном щите. Узас в лучшем случае отчаянно тормозил, когда дело касалось совместных действий. Отчаяние не помогло ему собраться, как в случае его братьев. А Толемнион не был глупцом; он немедленно осознал опасность и прижал Повелителя Ночи к стене в ту же секунду, когда тот коснулся щита.
Воина придавило так, словно он угодил под гусеницы «Лендрейдера». Кирион смог только хрипло выдохнуть в вокс, распластываясь по стене. Сунув руку с пистолетом за край щита, он ухитрился выстрелить чемпиону в колено, но пуля лишь оцарапала керамит.
Возвратным ударом Толемнион добил Узаса. Когда воин с топором приблизился для второго удара, чемпион приветствовал его ударом молота в лицо. Пробив его слабую защиту, полсекунды спустя силовое оружие обрушилось на его нагрудник. По доспеху Узаса пробежали злорадные змейки молний. Воин грохнулся на спину рядом с братьями и больше не шевелился.
Покончив с остальными, Толемнион отпустил Кириона. Легионер качнулся вперед. Оружие выпало из его ослабевших рук. Третий и последний удар щита отбросил его назад, и Кирион мешком рухнул на палубу.
— От твоей скверны меня тошнит.
Сердитый рев доспехов Толемниона грохотом литавр сопровождал его слова. Космодесантник шагнул к Кириону и наступил ботинком ему на грудь.
— Ты получил достойную награду за то, что изменил Императору! Оправдывают ли все твои гнусные достижения это тошнотворное существование сейчас, когда жизнь твоя подошла к концу?
Смех Кириона перешел в кашель, и все же это был смех.
— Тринадцатый легион… всегда славился… лучшими проповедниками.
Толемнион занес молот. Выражение его лица скрывала металлическая маска наличника.
— За тобой… — Кирион продолжал смеяться.
Толемнион не был глупцом. Даже зеленый новичок не поддался бы на такую грубую уловку. Этот факт вкупе с шумом, поднятым в вокс-сети абордажными отделениями, и стал причиной того, что нападение Ксарла со спины застало чемпиона совершенно врасплох.
Кирион, единственный из Первого Когтя, был свидетелем последовавшей дуэли. То, что он увидел, осталось в его памяти до самой последней ночи.
Они не сразу вступили в бой. Ксарл и Толемнион несколько секунд смотрели друг на друга, внимательно изучая трофеи и знаки почета, покрывавшие броню противника. Толемнион был воплощением имперского духа, с восковыми печатями чистоты, почетными свитками и аквилами, украшавшими его узорчатый боевой доспех. Ксарл являлся его черным отражением — доспех увешан черепами и шлемами имперских космодесантников на ржавых цепях, а на месте пергаментных свитков были клочки содранной человеческой кожи.
— Я Толемнион из ордена Генезиса, Страж Западного Предела. Я Гибель Еретиков, Злой Рок Предателей, верный сын лорда Жиллимана.
— О, — хмыкнул Ксарл сквозь решетку вокса, — ты, наверное, очень горд этим.
Он швырнул что-то круглое и тяжелое на пол между ними. Это что-то покатилось и замерло, мягко ударившись о ботинок Толемниона. Шлем. Шлем космодесантника из ордена Генезиса, с выбитыми глазными линзами и наличником, измазанным кровью.
— Ты будешь вопить так же, как вопил он, — с улыбкой сказал Ксарл.
Чемпион не поддался на его провокацию. Он даже не шелохнулся.
— Я знал этого воина, — сказал он с торжественной печалью. — Его звали Калеус. Он был рожден на Новообретенной, и я знаю, что он умер, как жил: с честью, отвагой и без страха.
Ксарл повел своим цепным мечом, указывая на распростертых на палубе братьев из Первого Когтя.
— Я знаю всех этих воинов. Это Первый Коготь, и я знаю, что они умрут так же, как жили: пытаясь сбежать.
Последней каплей стал хохот. Насмешки Ксарла над высокопарными манерами ордена Генезис не смогли окончательно разъярить имперского ублюдка, но смех Повелителя Ночи довершил дело.
Толемнион шагнул вперед, подняв щит и молот.
— Помолись своим черным богам, еретик. Нынешней ночью ты узнаешь…
Ксарл фыркнул, и в смешке его явно слышалось раздражение.
— Я и забыл, как вам, героям, нравится звук собственного голоса.
Когда Толемнион приблизился, Повелитель Ночи взял свой двуручный цепной меч в одну руку. Другой он подхватил поврежденный цепной топор Узаса, который ловко подкинул с пола.
Оба меча взревели, их зубья начали перемалывать воздух. Ксарл пробился через несколько имперских космодесантников по дороге сюда, и их кровь легким дождиком брызнула с визжащих зубцов его цепного меча. Его тело под доспехами жирной пленкой покрыл пот, а в глазах плясала насмешка пополам с напряжением и болью. Боль от уже полученных ран ножами пронзала тело под прорехами боевой брони.
— Давай покончим с этим, — сказал он, все еще улыбаясь. — С нетерпением жду того момента, когда отдам твой шлем нашим рабам вместо ночного горшка.
Делтриану не нужно было дышать — то есть вдыхать воздух в традиционном смысле этого слова, — однако оставшиеся в его теле внутренние органы требовали притока кислорода, и эта функция могла быть заморожена лишь на ограниченный промежуток времени. Аугметическим эквивалентом задержки дыхания была перенастройка внутреннего хронометра — техножрец переключил его ритм с оптимального на куда более медленный. Это сделало Делтриана заторможенным и почти неуклюжим, однако означало, что он сможет действовать в вакууме до трех часов, по самой точной оценке.
Мантия парила вокруг шагающего техноадепта. Под его когтистыми нижними конечностями подрагивал ребристый корпус «Эха проклятия», простиравшийся на километры вперед и назад. При взгляде в любом другом направлении открывались черные бездны космоса и звезды, мерцающие в невообразимой дали.
Вражеское судно описывало круги вокруг «Эха проклятия» с терпеливостью хищника, подстерегающего жертву. Его тень падала на больший крейсер всякий раз, когда корабль проходил мимо диска далекого солнца. Это был космический охотник, увенчанный бастионами, ударный крейсер с надписью «Венец и мантия» на носу. Почти против воли техножрец подумал, что это удивительно красивое имя для боевого корабля.
