Неотступная колющая боль в правом боку сообщила Педазуру, что он ещё жив. Кроме того, замаячивший перед глазами образ тоже едва ли относился к славной загробной жизни — это не был лик Императора, благосклонно взирающего на кадийца и готового принять его в лоно небесное. Флаг-сержанту предстало грязное, окровавленное лицо, пересеченное шрамами, с запавшей левой щекой, на которой быстро проявлялся фиолетовый синяк.
— Он очухался, серж.
В поле зрения возник второй незнакомец, и Педазур немедленно опознал его по униформе: элизиец.
— Флаг-сержант Педазур?
Кивнув, он постарался встать, но жгучий прострел в правой руке и поперек груди заставила вновь рухнуть на неподатливый каменный пол.
— Я сержант Захария, это рядовой Адуллам. У вас вывих плеча, могу вправить, если пожелаете, но боль будет адская.
Кому-то деловой тон элизийца мог показаться бесчувственным, но Педазуру всегда нравилась откровенность. Учитывая, что Захария только что спас флаг-сержанту жизнь, он уже пришелся кадийцу по душе.
— Боль и так адская. Делайте, что нужно.
Сержант десантников кивнул Адулламу, который извлек несколько индивидуальных пакетов из лежавших на полу ранцев. Скатав бинты в валик, рядовой бросил его командиру, опустившемуся на колени. Захария осторожно поместил мягкую ткань в сгиб травмированной руки Педазура, прямо под вмявшийся наплечник. Шаркая наколенниками по черному камню, элизиец расположился над вытянутой теперь конечностью флаг-сержанта и обхватил его запястье ладонями в перчатках.
— Я упрусь ногой в валик и одновременно потяну. Готовы?
Откинувшись назад, Захария потянул и тут же слегка повернул запястье. Идеально расположив руку Педазура, он дернул сильнее и был вознагражден громким, влажным щелчком из-под мундира содрогающегося бойца. Кадиец мгновенно обмяк, испытывая облегчение, и только тогда заметил, что до сих пор сжимает в другой руке клок ткани.
Он посмотрел на драгоценный обрывок.
— С чем мы столкнулись, флаг-сержант? — спросил Захария.
Глубоко вздохнув, Педазур осторожно, неторопливо сел. Боль не исчезла полностью, но уже не занимала все его мысли. Засунув обрывок знамени за пазуху, кадиец протянул левую руку Адулламу, и тот, нагнувшись, помог ему подняться на ноги. Мундир флаг-сержанта на спине вымок от холодного пота и лежания на влажном полу; Педазур попытался, насколько мог, привести себя в порядок, но знал, что выглядит точь-в-точь как человек, упавший с крыши и на полпути заброшенный в окно.
— Предатели явились из ниоткуда шесть суток назад. Одновременно ударили по наземному гарнизону и командному пункту. За три дня мы уничтожили их воздушную поддержку, но потеряли при этом большую часть собственных сил.
Подняв с земли табельный лазпистолет, флаг-сержант быстро проверил оружие и убрал в кобуру. Захария тем временем указал двумя пальцами себе на глаза, а затем на треугольный вход, через который все имперцы влетели несколько минут назад. Туда немедленно отправился Адуллам, а Педазур заметил, что небо приобрело оранжевый оттенок — солнце клонилось к горизонту, свистел задувавший снаружи ветер.
Элизийский сержант продолжал расспросы.
— Какова сейчас численность врага? В чем состоит их цель?
Кадиец внимательно осмотрел громадный, похожий на пещеру уровень вокруг них. Прищурившись и глядя во тьму, он осторожно поводил травмированной рукой вперед-назад, чтобы разработать её.
— Численность неизвестна, хотя их с самого начала было не так много. Несколько дюжин, я предполагаю. А что касается цели… Они собираются взорвать вершину этого объекта.
Бросив взгляд на Захарию, Адуллам нахмурился.
— Зачем? — спросил он.
— Монолит не идентичен нашим пилонам, но имеет множество общих, типичных элементов. Техножрецы годами проводили здесь разные тесты, но думаю, что они так же далеки от разгадки этой структуры, как и аналогичных ей на Кадии.
Скривившись, Педазур поправил себя.
— Были так же далеки. Сейчас все они мертвы.
Вздохнув, сержант десантников открыл флягу и протянул её кадийцу, который сделал пару глотков и вернул сосуд с благодарным кивком.
— Я находился в командном пункте, когда нас отрезали от поверхности. Разведав, что мы достаточно хорошо укрепились и можем отразить их атаку на прыжковых ранцах, неприятели воспользовались нашей собственной сетью мостиков и лесов, возведенных за все эти годы. Одновременный удар сверху и снизу оказался слишком мощным для нас, — Педазур скрипнул зубами, больше от неприятного воспоминания, чем от испытываемой боли. — Слишком мощным.
Затем флаг-сержант посмотрел на высокий сводчатый потолок, различая всё больше деталей по мере того, как его глаза приспосабливались к сумраку.
— Прямо перед тем, как мы потеряли крышу, я заметил, как двое рапторов тащат наверх кучу фуцелина.
Слегка качнув лазганом, элизийский сержант нахмурился.
— Их так называют?
Опустив взгляд, Педазур встретился глазами с Захарией. Ну, разумеется, десантник даже не знал, что их атаковало.
— Мой капитан опознал их в первую же секунду. Он сражался с таким в ходе другой кампании, потерял большую часть бойцов, прежде чем уложить врага. Рапторы Хаоса — одни из опаснейших предателей, и послали их сюда явно с тем, чтобы как можно быстрее выполнить нечто очень важное.
Ветеран-сержант обернулся к Адулламу, и тот согласно кивнул: россказни стали реальностью, и реальность эта оказалась мрачной. Затем Захария снова посмотрел на кадийца.
— Подкрепления уже в пути, — продолжил тот, — но им потребуется время, которого у нас нет. Спускаться на поверхность смысла нет, там не осталось никого, кто мог бы помочь. Рапторы установят заряды во всех трещинах и укромных уголках, куда сумеют добраться. А техножрецы, как говорил капитан, уверены, что монолит работает только будучи целым. Особенно это касается храма на вершине.
Услышав последнее предложение, элизиец вздернул брови.
— Храм? Вы говорите об этих каменных колоннах?
Флаг-сержант кивнул, слегка улыбаясь.
— Да, так мы назвали это место. Решили, что подойдет, учитывая его форму и расположение. В любом случае, похоже, что цель предателей — уничтожить объект, и этого достаточно, чтобы попытаться остановить их, — Педазур положил ладонь на кусок ткани, засунутый под мундир. — А ещё они забрали мое знамя.
Захария подметил гнев и боль во взгляде кадийца. Именно эти два чувства сейчас определяли поведение флаг-сержанта. Но, прежде чем десантник успел что-то ответить, раздался крик Адуллама с его наблюдательного поста:
