Ангрон чувствовал себя голым без своих топоров. Он уже отвлекся, озираясь по сторонам в поисках временной замены.
— Ты бредишь, святоша. Возвращайся на корабли. Поговорим, когда Арматура задохнется под пятой наших Легионов.
Лоргар не ответил. Вокруг него сгрудились Несущие Слово. Они пели, молились, некоторые благоговейно падали на колени. Примарх не игнорировал их, как Ангрон своих сыновей. Лоргар находил время почтить их, благословляя за рвение прикосновением руки к шлемам, или же оставляя на пергаментах с клятвами кровавый отпечаток ладони. Он чествовал их посреди руин, омывая собственной кровью.
— Лоргар, — окликнул Ангрон, когда Несущий Слово добрался до корабля. Брат обернулся, и примарх Пожирателей Миров сплюнул на почерневшую землю. — Постарайся не умереть до моего возвращения.
На лице Лоргара вновь появилась уродливая улыбка, и он поднялся в «Громовой ястреб».
Ангрон обернулся к сыновьям. Их белые доспехи были забрызганы красным, лица и щерящиеся шлемы неотрывно глядели на него в немом ошеломлении.
— Оставьте меня, — прорычал он.
Кхарн не собирался оставлять все как есть.
— Сир…
— Оставь меня, Кхарн. Поболтаешь со мной позже, когда Гвозди перестанут петь.
— Нет.
Пожиратели Миров повернулись к Восьмому капитану, некоторые нервно зашевелились. Над головами десантно-штурмовые корабли Несущих Слово гнали Ультрадесант с Валики, когда XII Легион уже заплатил сотнями своих жизней.
В сущности, Ангрон выглядел немногим лучше Лоргара. Оба имели жалкий вид из-за почти смертельных ран. Доспех Пожирателя Миров развалился на части, обнажившаяся кожа была разодрана до мяса после вытаскивания собственного тела из каменистой могилы. Даже полумертвый и без оружия он мог убить полдюжины стоящих перед ним воинов, а его сердце даже не забилось бы быстрее.
— Тебе есть, что сказать, капитан?
Кхарн был непоколебим. Лишившийся энергии плазменный пистолет и сломанный цепной топор были убраны. Чтобы чем-то занять руки, он указал на взлетающий «Громовой ястреб», который уносил примарха XVII Легиона.
— Лорд Аврелиан расправился с неисчислимым количеством вражеских воинов и почти полчаса вырывал камни из земли, чтобы добраться до вас.
Ангрон оскалил ряды железных акульих зубов.
— И?
— И вы должны его поблагодарить. Его поступок был благородным, несмотря на постоянную трусость их Легиона. Чтобы спасти вас, он прошел через кошмар. Мне никогда не доводилось видеть, чтобы воин переносил подобный обстрел и срывал с неба десантные корабли силой одной лишь злобы. Вам не подобает такая неблагодарность, сир. Вы выше этого.
Каргос заметно отступил от Кхарна. То же самое сделали Джеддек и Скане. Кхарн холодно улыбнулся их тревоге.
Они ждали злости. Ждали, что их мрачно проигнорируют. Чего они не ждали, так это хохота. Ангрон снял напряжение, низко и печально рассмеявшись.
— Я учту это, Кхарн.
Примарх зашагал прочь, выискивая на опустошенном перекрестке Валика достойное оружие.
Когда он ушел, Кхарн осел на землю. Несколько мгновений он просто дышал, сдавшись перед болью, поселившейся в его теле после многих часов беспощадной схватки. Легионер мог сражаться целыми днями — если необходимо, то и неделями — однако способность переносить невзгоды не полностью отменяла пределы возможностей смертного.
Это действие тоже повторялось по всему охваченному войной городу. Солдаты пользовались всеми возможностями для отдыха — реалия войны, которая тоже никогда не попадала в саги. Легион никогда не сражался сам по себе. Он двигался с последовательными поставками снабжения и выброской боезапаса, или же останавливался и не шел дальше. Орбитальный штурм проходил по тем же правилам. Как только захватывали существенный плацдарм, его усиливали сверху и использовали в качестве точки немедленного пополнения запасов.
Кхарн слушал вокс-переговоры посадочных модулей Пожирателей Миров, направлявшихся к Валике и другим окрестным перекресткам с грузом боеприпасов, гранат и сменных зубчатых полотен для цепных топоров, в которых Легион нуждался несколько часов назад. Также он слышал командующих Несущих Слово, которые почему-то только сейчас подходили к точкам соединения, после того как Пожиратели Миров приняли на себя удар на передовой по всему городу.
Руны на ретинальном дисплее надоедливо напоминали о повреждениях доспеха, но это могло подождать. Также они докучали ему тем обстоятельством, что рана вновь открылась, несмотря на кровоостанавливающие способности тела. Она как обычно затягивалась, чтобы предотвратить потерю крови, но снова открывалась при движении. Кровь то текла, то переставала на протяжении более чем двух часов. Смертный умер бы за считанные минуты.
— Твои жизненные показатели весело трезвонят, — передал по воксу Каргос. — Дай взглянуть.
— Нужен просто герметизирующий состав, — ответил Кхарн. — Брось. Заживет.
Каргос грохнулся наземь рядом с капитаном, отстегнув шлем и сняв его.
— Арматура-то, а? Я бы предпочел Калт. У них, по крайней мере, было преимущество внезапности, а его почти достаточно, чтобы компенсировать минусы от того, что приходится сражаться вместе с этими ублюдками Несущими Слово.
Неожиданно для себя, Кхарн усмехнулся. Каргос так действовал на братьев. Впрочем, апотекарий еще не закончил.
— Я видел, как ты задушил Ультрадесантника-эвоката цепью от оружия. Это было прекрасно.
Даже сидя, Кхарн отвесил насмешливый театральный поклон.
— Не самый благородный из моих поединков.
— Не могу представить себе ни одного боя за всю историю Двенадцатого Легиона, который можно было бы описать как «благородный».
Кхарн опустил голову, вопреки здравому смыслу надеясь, что непрекращающееся давление в затылке ослабнет хотя бы на несколько минут. Но Гвозди хотели, чтобы он встал. Хотели, чтобы он убивал, иначе они очистят его разум от всех прочих чувств.
— Был один, — произнес он. — Один благородный бой.
— Аа, — ухмыльнулся Каргос, продемонстрировав свои металлические зубы. — Ночь Волка не в счет. Нам обоим известно, что Русс никогда не позволит, чтобы она попала в имперские архивы. Он же не сможет смириться, что в архивах оказалось поражение его драгоценных бойцовых собак, да? Только не от нас. Не от никчемного Легиона с огнем в головах.
Вокруг них кружилась пыль. Кхарн вдохнул ее, ощутив вкус гари на ветру. Запах города, ободранного до костей.
— Что-нибудь слышно про Аргела Тала? — спросил он.
— Ничего. Возможно, это хорошие вести. Возможно, он умер, а не решил нас бросить.
