— Тебе что, никто не сказал? Ты теперь кадийский ударник Восьмого полка.
Посмотрев на шлем, Джаспер увидел эмблему в виде серебряного черепа и значка Врат Кадии, над которыми красовалась цифра «8» и лавровый венок.
Обернувшись, Феск не нашел ни одного знакомого лица, вокруг стояли раненые из всех сражавшихся полков — мордаксийских драгунов, Четвертого Кринского, а также акварийцы и Востроянский Первенец с седыми усами и белой повязкой на глазу.
— Ты в порядке, парень? — спросил он.
— Я — кадийский ударник, — глухо ответил Джаспер.
Востроянец понятия не имел, о чем речь.
— Я — кадийский ударник, — повторил Феск, показывая эмблему на шлеме.
— Восьмой? — спросил востроянец.
Юноша кивнул.
— Никогда о них не слышал, — ответил Первенец и направился к транспортникам, где в очереди на погрузку стояли солдаты, техника, свежевымытые танки и орудия под брезентом.
Потом Феск нашел Лину, в кителе поверх свежей майки, и встал рядом с девушкой.
— Значит, ты не погибла? — спросил Джаспер, не зная, что она ответит на это.
— Восьмой? — только и сказала Лина.
— Я тоже, — произнесла девушка после того, как Феск кивнул. Наступила долгая пауза. — Он сбежал.
— Кто?
— Люцивер Анакорет. Оставил своих людей погибать и сбежал. Мы отправляемся за ним.
— Точно?
Лина удивленно посмотрела на него.
— Ты что, ничего не слышал?
— Я был в госпитале, — покачал головой Джаспер.
— Ох, и как оно? — девушка опустила глаза.
Швы натянулись, но рана заживала — впрочем, Феск промолчал. В полутора километрах от них взлетел транспортник, и земля задрожала под ногами.
— Слышал, они достали Даркинса, — сказал юноша.
На несколько секунд Лина отвернулась, и, когда снова посмотрела на Джаспера, глаза у неё оказались на мокром месте. Правда, ни одна слёзинка не упала, и взгляд девушки намекнул Феску, что лучше их вообще не замечать.
— Ага, — ответила Лина. — А ещё Пультина, Йецке, Шаннера, Бранцка — всех несчастных фрекков. И Гаронна они тоже схватили. Освежевали, — помолчав, девушка принялась водить носком по грязи. — Ну, нам пора в транспортник.
На погрузку ушел целый день, и за это время к Феску и Лине подошли остальные новоиспеченные кадийские ударники. Майор Люка заглянул попрощаться.
— Горжусь всеми вами! — объявил он. — А теперь валите отсюда и поубивайте их там.
— Чем вы теперь займетесь? — спросил Джаспер.
— Буду обучать новых малышей-с-пушками выживанию.
— Наш экзамен вышел тяжелым, верно?
Майор посмотрел Феску прямо в глаза.
— Одним из самых тяжелых, что я видел. Но вы справились, сдержали Люцивера и стали кадийскими ударниками!
Потом кадийцы разбились на группки по двое-трое, а Джаспер остался рядом с Люка.
— Как всё закончилось, господин майор? — спросил юноша. — Я был ранен, и плохо помню, что творилось вокруг. Последнее, что осталось в памяти — как вы приказали мне идти прилечь, а всё остальное больше похоже на сон.
— Ты не помнишь бомбардировку? — остановился инструктор.
— А, да. Её припоминаю.
— Так вот, мы оказались в критическом положении, перевал надо было удержать любой ценой. В итоге, как и хотел Крид, анакореты скопились на Экваториальном шоссе, а флотские ребята по команде генерала их накрыли. Никогда раньше у меня под ногами не тряслась планета, а Безана просто дрожала от ярости «Магистра Тина». Сама земля трепетала. Только так мы могли одолеть культистов, они превосходили наши силы десять к одному.
— Почему анакореты просто не отступили? — спросил Феск.
— Ну, они попытались. Но ты помнишь о тех солдатах, что сидели в транспортниках и ждали эвакуации? Крид высадил их в Долгой Суши за спинами культистов, снова вдохнул в бойцов веру — и противник оказался в ловушке. Пустыня. Перевал. Имперские танки, — подняв раскрытую ладонь, Люка медленно сжал её. — Крид сокрушил врага.
Странно оцепеневший Феск поднимался по рампе в составе колонны кадийцев, которых разместили в отсеке Альфа-6. По дороге Джаспер прошел мимо отделений, заставленных танками и «Химерами», а также вдоль галереи «Часовых» — пугающе неподвижные шагоходы напоминали гигантских воинов.
Осмотревшись, юноша увидел, что каждый боец нашел себе койку. Для себя Феск приглядел местечко под увесистым стальным лонжероном.
Джаспер тихо и задумчиво рассматривал громадный отсек, в котором расположился его полк. Теперь это была его семья, его мир.
Через час после погрузки взвыла сирена, но на неё как будто никто не обратил внимания. Заработали двигатели, весь транспортник завибрировал, и они поднялись в воздух.
У Феска всегда сжимался желудок во время взлета, и, зажмурившись, юноша молился, чтобы на этот раз ему удалось не сблевать. Вдруг Джаспер учуял какой-то запах, вскочил с койки и направился к целой толпе кадийцев. Никто из них не знал бывшего кадета, но, увидев молодое лицо, солдаты позволили Феску присоединиться.
Кто-то в центре группы травил анекдоты, и Джаспер протолкнулся поближе. Там оказался длинный стол, за которым сидели бойцы, и, среди них — человек, с виду похожий на медведя, с трехдневной щетиной, шинелью на плечах, сигарой в пальцах и пустой бутылкой рядом.
— Ага! — воскликнул Крид и оперся рукой о стол, чтобы стоять прямее. — Господа! Поприветствуйте одного из наших новеньких рекрутов…
— Джаспер Феск, — назвался юноша.
— Выпей со мной, Феск, — Урсакар достал новую бутылку амасека, налил стопку и протянул ему. — «Гордость Аркадии», из запасов самого магистра войны!
От жидкости в стаканчике исходил приятный и сильный запах. Подняв стопку, Джаспер поприветствовал всех людей вокруг себя — молодых, старых, недоверчивых, раненых, жестоких и дружелюбных. Поднеся амасек к губам, Феск выпил за них.
— За всё хорошее, — подмигнул ему Крид.
Затаив дыхание в темноте, Ним Фортуна душила вырывающийся крик.
Она почувствовала движение зверя за миг до того, как огромная туша врезалась ей в грудь, швырнув на каменные плиты пола, когти впились в запястья и взрезали кожу.
Рычащая морда зверя оказалась возле её лица, она чувствовала кожей тяжелое дыхание животного, на щеку капала слюна. Оно было покрыто тусклой серой броней, и свет отражался в огромных собачьих зубах, торчащих в рычащей пасти. Ним протестующее кричала, зверь яростно ревел, и на краткий миг её глаза остановились на двух темных ямах, находящихся менее чем в сантиметре от её лица — маленьких, злобных искорках животной ярости, пылающих багровым во тьме.
