Еще больше мутантов — «сростков» — сновали туда-сюда, перепрыгивая с контейнера на контейнер, все были вооружены электромагнитным оружием. Рафен рассмотрел, что большинство из них были больше похожи на обезьян, чем на людей, части тела других казались скорее бычьими или змеиными. Он испытывал гнетущее чувство, когда думал, что эти перекроенные, собранные из разных кусков существа, возможно, когда-то были невинными людьми.
— Нам сюда, — сказал Ветча.
Осторожно следуя за ним, Рафен заметил странные, похожие на летучих мышей, объекты, которые тяжело описывали круги над кратером, ловя восходящие потоки горячего воздуха. Он не мог рассмотреть их достаточно подробно, чтобы понять, были ли это механические устройства, или еще какая-то разновидность мутантов; но видел очертания тяжелых лазерных пушек, которые покачивались у них в когтях. Он бросил беглый взгляд на отвесные стены кратера, прикидывая его настоящий размер и ища опоры для рук — не слишком рассчитывая их найти. У кратера не было крыши, и он был уверен, что "летучие мыши" были чем-то вроде стражей: безостановочно кружа по воздуху, они ждали, когда кто-нибудь попытается сбежать. Тут и там он замечал на каменных стенах черные следы: скальная порода сплавилась в обсидиан от попадания лазера.
Кровавый Ангел размышлял, оценивая свои шансы на побег. Стоило ли делать это сейчас? У него была верная возможность добраться до края кратера… но, даже если он выберется отсюда — куда ему бежать? Сторожевые орудия охраняют весь периметр острова, а вокруг простирается океан, полный биоформ, оставленных тиранидами.
Похоже, здесь "свобода" означало то же, что и "смерть".
К тому же, у него было здесь задание. Фабий Байл находился здесь, он продолжал творить свои ужасные дела. Вряд ли отступник хранил похищенную священную кровь далеко от себя. Рафен вспоминал то, что сказал Ветча в туннеле, стараясь применить их к своей судьбе. Похоже, сейчас самым разумным было плыть по течению, держа глаза открытыми и быть готовым действовать; ему очень хотелось верить, что Нокс и другие на борту "Неймоса" уже направляются сюда. Ко времени их появления он должен как можно больше узнать об этом месте.
— Куда мы идем? — спросил он.
— Тебя ждет Чейн, — ответил Космический Волк, — он здесь главный после Байла.
Рафен кивнул в сторону зашипевшего на него человека-змеи, который злобно глядел на него с верха одного из ящиков.
— Один из этих уродов?
Ветча покачал головой:
— Нет. Чейн куда хуже.
Кровавый Ангел хотел задать еще вопрос — но забыл об этом, когда они остановились у двери, которая закрывала вход в один из огромных грузовых контейнеров.
В маленькое шестиугольное окно, прорезанное в двери, можно было видеть то, что происходит внутри; Рафен узнал желтоватый оттенок бронированного стекла. Этот материал, изобретенный еще в Темную Эру технологии, был крепче стали, и, прозрачный с лицевой стороны, был матовым с внутренней. Для того, чтобы разбить его, потребовалась бы дюжина попаданий из болтера.
Внутри он увидел Астартес, который молился, преклонив колени на грязном полу. Воин не мог видеть его — он вообще ничего не замечал, погруженный в медитацию. Его эбонитово-черная кожа блестела от пота. Рафен сделал шаг к контейнеру — змееподобный мутант преградил ему путь, поднимая оружие. Воин почувствовал, что его схватили за руку, и, повернувшись, обнаружил, что Ветча тянет его дальше.
— Не давай им повода, — вполголоса посоветовал Космический Волк.
— Т-там… — произнес он, — это брат из Ордена Саламандр?
Ветча кивнул и показал на другой контейнер, неподалеку:
— Гвардия Ворона.
Он тыкал пальцем на один контейнер за другим:
— Тауранец. Серебряный Тигр. И еще… всякие.
— Сколько их? — отрывисто спросил Рафен. Ветеран подвел его к двери в стене, и она со скрипом отворилась, щелкнув автоматическим замком.
— Они постоянно умирают, — сказал Ветча, — их… немного.
КРОВАВЫЙ Ангел переступил порог и снова оказался в полной темноте. Пока он старался приспособить свое зрение к мраку, дверь с грохотом захлопнулась — Космический Волк остался за ней. Рафен заколотил по металлу:
— Ветча! Ветча, что такое?!
Он услышал дыхание и мрачное фырканье:
— Не позволяй ему влезть к тебе в душу, родич. Он — хуже их всех.
В дальнем конце контейнера он различил фигуру, сидящую у стены: другой Астартес, коренастый, со странно скошенными плечами.
— Рафен, из Кровавых Ангелов, — представился он. Его собеседник бросил на него страдальческий взгляд. Смуглый и напряженный воин произнес:
— Тарик. Орлы Обреченности. Но не думаю, что имена здесь что-то значат, — боль звучала в каждом его слове.
— Сколько времени ты здесь? — спросил Рафен, подходя ближе.
— Мне кажется, три года. Может, пять. Здесь трудно следить за ходом времени.
— П-пять лет? — Кровавый Ангел был изумлен. Тарик отвернулся и продолжал, глядя в сторону:
— Другие здесь дольше. Ветча говорит, что сидит тут больше десяти лет… но я не больно-то верю тому, что он говорит.
Рафен помотал головой:
— Что за бред. Эти братья… если бы они пропали, об этом бы узнали. Ваши Ордены искали бы вас…
Орел Обреченности снова посмотрел на него, на этот раз в его взгляде светилась холодная злость:
— Ты думаешь, они помнят о нас, родственничек? — он с трудом поднялся на ноги, и с неожиданной энергией поднял палец к потолку, видимо, показывая на небо. — Они помнят? Нет! Потому что мы все мертвы!
Рафен стоял на своем:
— Я не понимаю. Почему этот проклятый предатель творит это? Зачем он собирает здесь боевых братьев, как… фигуры для игры в регицид?
— И ты тоже уже покойник, — Тарик, не обратив внимания на его вопрос, повернулся и скрылся в тени, — ты будешь гнить в этом аду, куда свет не заглядывает, вместе со всеми.
Рафен нахмурился. Орден Тарика был известен своим суровым и мрачным взглядом на мир, но то, что он услышал сейчас, было слишком даже для них. Его собеседник выглядел измотанным и изможденным так, что ни одна битва не смогла бы довести его до такого состояния.
— Но что Байл делает здесь? — настаивал он. — Ты, Ветча, другие Астартес… Что ему от вас надо?
— Он делает то, с чем справляется лучше всего, — проскрежетал его собеседник, протянул руку и почесал плечо, — причиняет боль.
Только сейчас Рафен заметил на груди воина широкую, мокнущую, синевато-багровую полосу ожога.
— Мы — его игрушки. Сырье для его экспериментов, — последнее слово он выплюнул, словно яд.
