Старуха и работник отправились за поросенком, челядь засуетилась – всем хотелось поучаствовать. Хёрдис тем временем распустила волосы, вынула из очага уголек и принялась рисовать у себя на ладонях таинственные знаки. Некоторые из них были рунами Эадальреда-пленника, остальные – плодами ее собственного воображения.
Притащили поросенка. Он был не слишком велик и упитан, но Хёрдис в кои-то веки решила не привередничать. Обмакнув пальцы в разведенную охру, она разукрасила бока поросенка загадочными рунами и потребовала нож. Ей дали большой, кое-как выкованный – великанья работа, да и только! – и Хёрдис долго водила его лезвием над огнем, призывая Локи.
Наконец все было готово. С кабаном, конечно, она бы не управилась, но поросенок был ей вполне по силам. Перерезав ему горло, Хёрдис дала крови вытечь на камни очага, потом вспорола поросенку брюхо, выпустив внутренности. Хозяева и челядь толпились по сторонам и почти не дышали. Хёрдис встала на колени перед очагом, протянула к огню руки, исчерченные угольными рунами и залитые кровью, и пронзительно запела:
Силу земли
и студеного моря,
силу горячей
жертвенной крови —
все я беру
и норн* вопрошаю!
Вижу в огне я
священные руны;
в небе слежу я
валькирий* полет;
в крови горячей,
в утробе кабаньей
вижу я грозный
богов приговор!
Вижу огонь я
над долом до неба,
мчатся по небу
кровавые тучи;
воинов кровь
вспенила море!
Горе для квиттов
вихри несут!
Хёрдис замолчала и застыла, огромными глазами глядя в огонь. Жар пламени наполнял каждую ее жилку, ей казалось, что в ней стало внезапно слишком много крови, в глазах было темно, и в этой темноте ниоткуда рождались страшные видения. Ей было жутко, как будто на нее катилась лавина камнепада. Перед ней теснились видения: багровые облака, словно наполненные кровью вместо дождевой воды, вихревые силуэты валькирий в гривах волос и с мечами в руках, вой и плач, стаи освобожденных духов, треск и грохот Питателя Жизни – огня, лижущего небо…
Слезы горячим потоком текли по щекам Хёрдис, смывая кровавые брызги. Люди у очага застыли от ужаса, видя в лице этой женщины страшный приговор богов. Запах дыма и горячей крови казался гибельным образом будущего.
Наконец Хёрдис опомнилась, опустила веки, постаралась собраться с мыслями. Главным ее чувством было удивление, а глубоко внутри не унималась дрожь. Она собиралась поиграть в прорицание, позабавиться самой и по возможности напугать хозяев. Но игра вдруг обернулась правдой. Хёрдис никак не ждала, что духи отзовутся на ее неумелую и не слишком добросовестную ворожбу. Но ведь кровь жертвы была настоящей… Хёрдис сидела тихая, подавленная чужой мощью, внезапно заговорившей через нее.
– Я тебе говорила! – зашептала фру Исрид мужу. – Говорила, что этот поход не кончится добром! Все равно фьялли разобьют Фрейвида хёвдинга. Так пусть они разобьют его без тебя! А до нас не дойдут – очень им надо топать четыре дня от побережья ради наших трех свиней! У меня один муж, и моим детям никто не даст другого отца!
Аудун бонд молчал в ответ, и все его домочадцы молчали.
Усадьба Два Кургана действительно находилась рядом с двумя старыми, оплывшими курганами, насыпанными, как видно, еще в Века Великанов. Даже сейчас их верхушки возвышались над крышами построек, а какими они были в древности! Что за герои лежат в них – не иначе сыновья богов! И сколько же скота, сколько пленников и рабов было положено с хозяевами на погребальные ладьи! Сколько духов пляшет над этими курганами в ночи полнолуния!
«Потомок таких славных героев имеет все права быть надменным!» – с оттенком зависти размышляла Хёрдис, вспоминая рассказ фру Исрид об усадьбе Два Кургана. По ее словам, Сигвид Остроносый не пользовался любовью соседей, потому что был неприветлив и высокомерен. Он один мог выставить дружину в тридцать человек – всего на десять меньше, чем Фрейвид хёвдинг, не считая тех бондов, которые вставали под его стяг в случае чего. «Должно быть, он и сам не прочь был бы зваться хёвдингом! – подумала Хёрдис, шагая вниз по склону к воротам усадьбы. – В таком случае ему будет мало радости биться под стягом своего соперника Фрейвида. Может быть, он и сам не хочет идти в этот поход…»
«Нет, хочет!» – решила она, подумав и принюхавшись к ветерку со стороны усадьбы. От крыши хозяйского дома так и несло запахом болезненно голодного честолюбия. Скорее всего, Сигвид хёльд надеется в походе превзойти доблестью самого Фрейвида и таким образом побороться за его место. Если, конечно, у Квиттингского Запада еще будут когда-нибудь хёвдинги.
Но осторожность не могла помешать, и перед тем, как выйти из леса, Хёрдис начертила на дубовой палочке тот самый «волчий крюк», который однажды уже оказался так полезен.
Едва войдя во двор, она увидела Сигвида Остроносого: фру Исрид описала ей внешность соседа достаточно подробно, и Хёрдис сразу признала его по узкому острому носу, по длинным и неряшливо обрезанным светлым волосам, под которыми спрятались глаза, по тонкогубому, презрительно искривленному рту.
– Ты кто такая? – спросил Сигвид, загородив ей дорогу. – Я кормлю бродяг четыре раза в год – на жертвенных пирах. Середина Зимы уже прошла, а до Праздника Дис* еще далеко. Так что проваливай!
– Не спеши гнать меня, Сигвид хёльд! – ответила Хёрдис и дерзко глянула туда, где должны были находиться его глаза. – Тебе не помешает устроить еще один жертвенный пир. Ведь ты собрался в поход, а Один не дает победы тем, кто не почтил его жертвой!
– Надо же, какая умная! – издевательски восхитился Сигвид. – Сроду не видал таких разговорчивых побирушек! Правда… – Он склонил голову, так как был очень высок ростом, и заглянул в лицо Хёрдис: – У нас мало молодых женщин, а моим людям надо как следует повеселиться перед отъездом. Можешь остаться.
Хёрдис усмехнулась. Сила земли и студеного моря, сила жертвенной крови, запах которой еще помнился ей, наполняла ее удивительной мощью и уверенностью. Ей даже не нужно было ворожить для того, чтобы одолеть этого человека.
Краем глаза она видела, что вокруг собираются хирдманы, разглядывают ее; услышав слова хозяина, они наперебой принялись сыпать восклицаниями и загодя делить ее любовь.
– Не я, а ты сам, могучий вождь, останешься здесь! – насмешливо отрезала Хёрдис.
На лице Сигвида отразилось изумление, он даже откинул ладонью волосы с глаз, тараща их на Хёрдис, как на вепря с золотой щетиной. Наверное, за всю жизнь он не слышал ни от кого таких дерзких речей.
– Ты считаешь себя очень сильным, но это не слишком-то верно! – с вызовом продолжала Хёрдис.
