Она отбросила воспоминания. Тот Тарикуэль остался далеко в прошлом и никогда не вернётся.
По его ледяному взгляду она поняла, что нанесла оскорбление. Если бы воинская маска вышла на первый план, и аспект воина полностью бы поглотил его, он, возможно, убил бы её за такое замечание.
— Прошу прощения, — сказала Бьеланна. — Не всё моё внимание было на танце с мечами.
— Знаю, — ответил Тарикуэль, опустившись перед ней на колени. — Ты не должна здесь находиться. Присутствие провидцев в храме Сумеречного Клинка не приветствуется. Здесь нити заканчиваются, а не продолжаются в будущее.
— Знаю.
— Тогда почему ты здесь?
— Человеческий флот покидает центральный мир в сердце системы. Мы скоро оставим укрытие, чтобы войти в паутину, преследуя их глупую экспедицию.
— Пульсация сердца Кхаина в бесконечном цикле уже сказала мне это. Тебе не стоило приходить сюда ради таких новостей.
— Не стоило, — согласилась Бьеланна, подняв завёрнутый в ткань свёрток с песка. — Я пришла сюда, чтобы принести тебе подарок.
— Мне он не нужен.
— Ты не знаешь, что это.
— Неважно, — ответил жалящий скорпион. — Подаркам здесь не место.
— Этому — место, — сказала она, протягивая свёрток.
Тарикуэль принял его и развернул быстрым нетерпеливым движением. Воин посмотрел на то, что скрывала ткань, и на мгновение его лицо смягчилось, когда он понял, что перед ним.
— Он уродлив, — наконец произнёс он.
— Да, — согласилась она. — Он уродлив, но должен находиться в храме войны.
Тарикуэль сжал обёрнутую кожей рукоять пальцами, которые оказались слишком изящными для такого жестокого и грубого оружия. Эфес был выкован в боевом стиле, его воинственную форму покорили молотами и плавящим жаром. Неудивительно, что металл не выдержал горнило боя, и чёрный клинок сломался в пяди над крестовиной. Какое оружие не обернулось бы против своего владельца после столь травмирующего рождения?
С расширяющегося креста навершия свисала разорванная цепь из холодного железа, последнее звено было ровно срезано одним ударом.
— Хорошо, я покажу подарок экзарху Ариганне. Она решит, стоит ли нам оставить его.
— Спасибо.
— Это был его меч?
— Нет, его не было среди убитых на Дантиуме.
— Тогда тебе надо лучше бросать свои руны, — раздражённо произнёс Тарикуэль, и в чертах его лица проступила воинская маска. — Жизни эльдар были потеряны в той битве. Теперь ты говоришь, что это оказалось напрасно?
Бьеланна покачала головой. — Ничто и никогда не происходит в само по себе, Тарикуэль, — сказала она, пытаясь объяснить ему сложности влияния на видения пряжи. — На Дантиуме произошло то, что должно было произойти. Это привело нас сюда и без смерти тех людей будущее, которое я хочу создать, никогда не произойдёт.
— Твои слова мимолётны, как варп-паук и столь же иллюзорны.
— Человеческие судьбы столь кратки и переменчивы, что за ними трудно проследить с какой-нибудь реальной точностью.
— Итак, мы снова идём на войну, чтобы исправить потерянное будущее, в котором мы сами не уверены?
— Мы должны, — ответила Бьеланна, собрав руны в украшенной узорами чаше и снова закружив их. Тарикуэль ослепительно быстро вытянул руку и крепко схватил её запястье, провидица поморщилась от боли.
– “Звёздный Клинок” — большой корабль, — сказал он. — И, конечно же, на нём есть места, которые лучше подходят для метания рун, чем храм аспекта?
— Есть, — согласилась Бьеланна, когда воин отпустил руку.
Тарикуэль кивнул на руны в чаше и добрая душа, которой он был, прежде чем сладкая песнь Кхаина позвала его, на мгновение проявила себя.
— То, что мы делаем здесь и в самом деле приближает будущее, которое ты ищешь?
Слёзы хлынули из глаз Бьеланны, когда она представила две пустые кроватки в своих покоях.
— Ещё нет, но приблизит. Должно приблизить.
Он был левиафаном, грандиозной биомеханической структурой, далеко вышедшей за пределы норм естественной эволюции его вида. Его конструкция была необъятной, самоподдерживающейся и превосходящей смехотворный биологический императив: существовать, потреблять, производить потомство. Являться железом и маслом, камнем и сталью — значит обрести неизменность, но если остатки плоти в центре подобных восприятий и знали что-нибудь, так это то, что ничто, созданное руками человека, не бывает неизменным.
Сидя на командном троне и соединённый с машинным сердцем “Сперанцы” с помощью тактильной обратной связи, нейронных соединений и манифольда архимагос Лексель Котов чувствовал дух корабля, который проходил сквозь него, тысячелетнее сердце, ревущее водопад информации, которая вздымалась вокруг потока данных, подобно бурлящей реке света. Даже несмотря на столько точек подключения он осмеливался касаться только самых поверхностных уровней разума ковчега. Немного глубже и он рискует оказаться сметённым могучим великолепием, утонуть в жидких потоках чередуемых данных.
Дух-машина “Сперанцы” оказался на порядки грандиознее, чем любая био-аугметированная сущность, с которой сталкивался архимагос. Он легко мог целиком поглотить его смертный разум и превратить тело в пустую, безмозглую оболочку, которая способна осмыслить своё существование не больше сервитора. Котов однажды рискнул соединить все когнитивные функции своего разума с раненым сердцем мира-кузни, чтобы предотвратить катастрофический отказ реактора, но “Сперанца” затмевала даже тот могучий дух.
Миры-кузни представляли собой кипящие котлы чистой функции, прямо соединённые на грани безрассудства, целые планеты предприятий, доведённые до крайности производством, которое работало только благодаря десяткам тысяч жрецов Марса. “Сперанца” придерживалась то же самой функции, но нескованной неподвижной звёздной географией. Мир-кузня, способный путешествовать среди звёзд, грандиозная машина созидания, способная соперничать с чудесами Золотого Века Технологии.
Обнаружение “Сперанцы” было неожиданным и произошло благодаря случайному проникновению ошибочного кода из её дремлющего ядра-разума в инфомашины верховного храма Котова на мире-кузне Паломар. Сначала он не обратил внимания на бинарную утечку, сочтя её призрачными выбросами давно дезактивированных машин, но, когда инфоциты отыскали глубоко в сетях код с аналогичными характеристиками, картина прояснилась, постепенно открывая нечто невероятное.
Вся мощь аналитиков Котова была пущена в ход и расходящиеся пути просачивающихся данных быстро идентифицировали. И даже тогда никто полностью не смог понять всю значимость обнаруженного нейро-соединёнными жрецами. Только после того, как команды эксплораторов потратили добрую половину столетия, проверяя внешние границы зоны, откуда исходил код, Котов осмелился поверить, что это правда.
