— Слушай, — произнес он, — я никогда не лгал моим боевым братьям! И вот что я тебе скажу, Тарик из Орлов Обреченности. Нас не бросили! О нас не забыли! — он простер свободную руку.
— Это значит, что наши враги выиграли и получили что хотели, — Рафен ткнул пальцем в сторону Фабия и Чейна, на дальней стороне обзорной платформы, — Этим ты даруешь им победу! Но сегодня им не сломить нас — тебя и меня!
Он орал так громко, как мог:
— Доверься мне!
Когда Тарик поднял взгляд и снова посмотрел ему в глаза, на секунду во взоре Орла Обреченности появилось что-то, что могло быть надеждой. Затем он кивнул. Рафен услышал хлопанье кожистых крыльев; в воздухе у них над головами на фоне солнца появились похожие на летучих мышей создания, отбрасывая стремительные угловатые тени. Толпа жаждала крови и, если даже Рафен и Тарик не доставят им такого удовольствия, летающие стражи испепелят космодесантников на месте лазерным огнем.
Двое. Их всего двое, и у каждого пистолет с единственным патроном. Этого не хватит, чтобы отправить на тот свет целую орду мутантов и стаю крылатых стражей. И стреляют ли еще эти болт-пистолеты? Рафен не удивился бы, если б узнал, что весь этот забег был не более чем прелюдией к садистской шутке, которую Байл придумал для своего развлечения.
— Вот и проверим, — сказал он себе и развернулся, сгибая колени, а потом — вытянулся на земле, словно прицеливаясь на стрельбище. Он знал, что Тарик, глядя на него, сделал то же самое.
Ветер поменял направление и Рафен уловил в воздухе химическую вонь топлива.
Из-за стены полуразрушенного блокгауза виднелся верх приземистого резервуара с прометием.
Рафен нажал на спусковой крючок, болт-пистолет коротко рявкнул, Тарик тоже выстрелил — почти одновременно с ним. Он увидел яркие вспышки, когда масс-реактивные снаряды прошили защитный кожух контейнера; а потом на месте резервуара возникла огромная огненная сфера, превратившаяся в волну оранжевого пламени, которая, расходясь в разные стороны, врезалась в толпу сростков.
Обжигающая ударная волна сбросила Кровавого Ангела с платформы. Рафен был готов к этому — он лишь сжался в комок, чтобы взрыв причинил ему как можно меньше вреда.
ОРЕЛ ОБРЕЧЕННОСТИ приземлился, присел, все еще сжимая пустой болт-пистолет, словно какой-то талисман — возможно так и было, бесполезный ствол напоминал ему о настоящем оружии, которое он носил когда-то, которое было частью его жизни, как каждого воина из Адептус Астартес. Он развернул его, изучая исцарапанную, выщербленную поверхность пистолета в пляшущем, оранжевом свете пожарища. Оружие было безнадежно испорчено, если бы он передал его адептам оружейной на его родном мире, они прокляли б его за такое отвратительное обращение с духом-машины болтера. Но, даже с такими повреждениями, оно смогло выполнить свою задачу.
— Я поступлю так же, — сказал сам себе Тарик, вслушиваясь в звериные вопли охваченных паникой мутантов. Но в интонации, с которой он произнес эти слова, было больше уверенности, чем в его душе.
В густом удушливом дыму, стеной стоявшем на нижнем уровне кратера, появилась тень. Кровавый Ангел Рафен подошел к нему, кивнул и протянул руку, помогая встать.
— Пошли, — произнес он, — Байл оказался полным идиотом — решил, что легко справится с нами. Он позволил себе расслабиться, и этим очень помог нам.
Тарик принял помощь второго воина и поднялся на ноги. Он нахмурился:
— То, что ты сказал, там на платформе… хорошие слова.
Рафен покачал головой:
— Я сказал только то, что ты и так знал.
— Нет, — ответил Тарик, — ты сказал мне то, во что веришь. И, возможно, в глубине души я тоже хочу поверить в это. Но тебе нужно понять. Я покойник, Кровавый Ангел. В общем-то, не так и важно было, пристрелил бы ты меня, или нет. Я уже труп.
Его собеседник недовольно фыркнул:
— Все плохо, не так ли? Что ж, можешь говорить за себя, Орел Обреченности, а я очень даже жив и намереваюсь оставаться таким еще очень долгое время.
Он повернулся, собираясь уходить, но Тарик остановил его:
— Скажи мне, что ты имел в виду, когда говорил, что о нас не забыли? Это просто чтобы заставить меня слушать, или ты действительно что-то знаешь?
Рафен сделал паузу, затем наклонился поближе и тихим голосом заговорил:
— Вот что. Я пришел сюда не один, Тарик. Группа моих боевых братьев приближаются к этому острову по океану на корабле, который называется "Неймос". Они скоро будут здесь, в этом я уверен. И когда они придут, я хочу, чтобы это место горело и освещало им дорогу, как маяк.
— Ты с этого корабля? — спросил Астартес, — Но откуда ты знаешь, что они не отказались от этого дела?
Он поморщился:
— Дайника-5 — мертвый мир. В океане их подстерегают смертоносные, чудовищные твари. Ты не можешь знать, точно ли твои родичи доберутся сюда.
— Я знаю, — настаивал Рафен, — я верю в них, и ничто не заставит меня отказаться от этой веры.
Он пристально посмотрел на своего товарища:
— Ты ведь помнишь, что есть такая штука — вера? И она была у тебя, пока ее не отняли Байл и его палачи.
Лицо Тарика окаменело.
— Я помню. Я не потерял ее.
Рафен ухватился за его слова:
— Так помоги мне напомнить об этом остальным братьям!
Он раскинул руки, указывая на клетки над ними:
— Байлу нравится, когда у его игр есть зрители, ведь так? Его тщеславию льстит, когда, причиняя боль другим, он наблюдает за ее отблесками, греется в ее отраженном тепле. Но теперь мы можем обернуть это против него.
Лицо Кровавого Ангела, покрытое синяками и копотью, прорезала тонкая ухмылка.
— Каждого боевого брата, заключенного здесь, заставляли смотреть на сегодняшнее жестокое состязание. Их заставляли смотреть, потому что Байл считал, что таким образом доносит до всех один из своих "уроков".
Он перевел дыхание:
— Я знаю, многие боевые братья пытались сражаться до меня — и потерпели поражение. Но это не мой случай. Не наш случай.
— С чего это ты так уверен?
— Потому что все Астартес здесь присоединятся к нам. Помяни мое слово, Орел Обреченности. Мы соберем всех наших родичей.
— Они уже давно не те воины, о которых ты говоришь, Рафен! Они сломлены годами немыслимых пыток, и уверены, что их бросили!
— Как ты? — спросил Рафен.
Улыбка превратилась в беспощадный оскал:
— Пойдем. Нам нужно поднять нашу армию, если мы хотим запалить это место, как факел.
НЕРАЗБЕРИХА, которая последовала за взрывом прометия, повергла сростков в панику. Некоторые были мертвы, пожранные взрывом, который вызвали болтерные снаряды — но большинство были захвачены врасплох и отрезаны от окружающего мира пожарами, вспыхнувшими на нижнем уровне тюремного комплекса, которые с каждой минутой распространялись, раздуваемые непрекращающимся ветром.
