Разложившиеся ленты кожи танцевали в воздухе, а затем, к ужасу Мероса, начали разворачиваться. Искусные мозаики отринутой плоти трескались и делились, переплетаясь в тонкие как нить полосы, которые затем вновь сходились в непристойные образы: длинные гуманоидные очертания, продолговатые конечности и узкие, эльфийские черепа.
— Грабители! — закричал Мерос. — Это… их отрава!
Спутанные нити кожи парили и танцевали, а затем набросились на аптекария, хлеща его, словно вихрь покрытых шипами кнутов.
При виде этого Рафен отшатнулся, срывая рукой с пояса ржавый болт-пистолет, и отскочил, чтобы держаться на расстоянии от движений странных порождений плоти. Облик и танец были знакомы Ангелу — откуда-то он знал, что эти призраки по происхождению были тёмными эльдарами, в размытых лицах вспыхивала и исчезала ненависть жестоких чужаков. Они казались ожившими потоками ткани, возможно гирляндами или бинтами, извивающимися и изворачивающимися, чтобы казалось, что под ними тело, хотя там не было ничего.
Что бы ни оживило этих тварей, оно вызывало отвращение у Кровавого Ангела. По-крайней мере в этом новый товарищ был прав — даже сквозь густую пыль Рафен чуял едкий привкус яда, окутывающего гибких чудовищ. Они были токсичными кошмарами, кружащимися в гротескном балете.
Существа-эльдар осыпали аптекария градом ударов — быстрых как молния и непрерывных. Тот пытался отбиваться проржавевшим цепным топором, но с каждым взмахом жужжащее лезвие рассекало лишь воздух, ибо ленты расступались на его пути.
Рафен забыл о болт-пистолете и выхватил сломанный меч. Он не знал происхождения другого воина, но не мог же просто стоять и ничего не делать.
— Прочь, демон! — закричал Ангел, бросаясь в кружащийся ураган хлещущих лент. — Изыди или встреть свою погибель!
Ржавый меч вздымался и опускался, и каждый раз удары Рафена рассекали кожу, хотя тупое лезвие пилотопора бы не попало в цель. Ему казалось, что он слышит в ветре доносившиеся откуда-то издалека вопли.
Разгневанные и ужасные обрывки содранной плоти закружились в воздухе, переплетаясь, словно попав в воронку урагана, а затем исчезли в непрерывном гуле песчаной бури.
Апотекарий припал на колено и тяжело дышал. Его лицо было подобно лабиринту глубоких порезов, а открытая рука казалась кровоточащей культёй. Ангел посмотрел вверх.
— Рафен, — прохрипел он, — брат, благодарю тебя.
— Брат?
Теперь, когда миг атаки закончился так же быстро, как и начался, смятение Рафена превратилось в скорую неприязнь. Он направил повреждённый конец меча в лицо второго воина.
— Действительно ли таков или лишь прикидываешься? — Астартес шагнул вперёд, оскалив зубы, и потребовал ответа. — Это ты принёс меня сюда? Я уже сражался с отродьями варпа и побеждал! И сделаю это вновь!
— Я не… понимаю… — Кровавый Ангел в белых доспехах поднял руки. — Ты поднял на меня клинок? Зачем?
— Что за демон совратил тебя? — рявкнул Рафен. — Отвечай!
Апотекарий потряс головой.
— То, что ты говоришь, это просто бессмыслица! — он с трудом поднялся на ноги, сердито глядя на Рафена, силы возвращались к нему. — Ты обвиняешь меня в соучастии, — Ангел вновь потряс головой. — Эти… эти твари… я таково никогда не видел. Они — воплощения яда, — неожиданно воин замолчал и побледнел. — Примарх… он всё ещё течёт во мне.
Внезапно сломанный меч Рафена оказался у его шеи.
— Тогда, возможно, мне следует прикончить тебя.
— Ты совершишь такое? — на лице аптекария промелькнуло выражение полнейшего отвращения. — Астартес, убивающий Астартес? Брат против брата? — он покачал головой. — Возможно, что это ты испорченный лжец! — Ангел выхватил цепной топор и повысил голос. — Когда я пришёл на помощь тебе против призраков из песка, то не сомневался в твоей чести! Рафен, у фантомов было твоё лицо! Но я не убил тебя из-за этого!
Долгую секунду Ангел колебался на грани замаха оружием для удара, а затем расслабился и шагнул назад.
— Я не знаю, кто ты, — сказал он. Рафен отвернулся и пошёл прочь.
Мерос следовал за ним, а что ещё он мог делать?
Когда-то, во времена, когда он ещё не возвысился и не стал Кровавым Ангелом, когда он ещё был ребёнком, ещё был человеком, Мерос услышал безумного старого провидца, говорившего о тёмных силах и местах за гранью понимания людей. Это случилось так давно, что почти всё забылось. Прошлую жизнь сгладили монументальные перемены, сделавшие Мероса одним из лучших воинов Императора, и остались лишь впечатления.
Но их было достаточно, чтобы сейчас воспоминания вернулись, чтобы апотекарий вспомнил страх в глазах старика. «Варп — море душ, — так он говорил, — В нём всё может возникнуть и сгинуть. Всё изменчиво, кровь и время подобны песку…»
Подобны песку…
Мерос шёл за Рафеном, следовал за ним по подветренной стороне крутой дюны, постоянно жужжащая пыль налетала на аптекария, вырывая из губ и ноздрей ту влагу, которую осталось. Даже мигательные перепонки на глазах слипались от налетевшего песка, заставляя Ангела моргать и тереть лицо. Его рука покраснела от истолчённых останков. Мерос тяжело шагал за другим Кровавым Ангелом, и было слышно лишь гул скрученных мускульных связок их силовых доспехов.
Он добрался до вершины гряды и обнаружил, что Рафен стоит как истукан. Мерос остановился и проследил за взглядом другого воителя, всё выше и выше.
Ангелы стояли у подножия остроконечной горы, шпиля из красного камня, тянущегося к облакам пыли…
Но это не было горой. Никогда не было. Издали глаза могли бы обмануть, клочья формы и образа бы сложились в то, что можно было ожидать.
Но на них опустило взор откровение.
Рафен и Мерос стояли у подножия великой статуи, изваяния, которое было крупнее самого высокого титана: основание погребено в красном песке, а вершина видна в тени багрового солнца.
— Мой повелитель, — выдохнул Рафен, опускаясь на одно колено. То же самое сделал и Мерос, но, в отличие от другого Ангела, не отвернулся.
Апотекарий смотрел наверх. Он видел, как скалистые отроги превращаются в массивную мантию, которая заканчивалась капюшоном и точёными линиями бесконечно благородного лица. Патрицианское, сверкающее великолепие облика Сангвиния смотрело на них как на суде, скрестив руки на груди, а могучие крылья свисали с плеч словно плащ.
— Как это может быть здесь? — прошептал Мерос.
— И где это здесь? — ответил вопросом Ангел. — Боюсь, что я знаю. Это место — смерть.
А потом Мерос увидел блеск золота и поднял руку, чтобы на него показать.
