Недовольным.
Это было… странно. Неудобно.
Его невероятная честность перед самим собой не позволила ему отбросить слово, которое правильно описывало ощущение.
Он был неудовлетворен.
Из личных дневников Мейса Винду
Не знаю, сколько я там стоял, хмуро уставившись в небо. Наконец, я достаточно овладел собой, чтобы соскользнуть со спины Гэлфры и отпустить связь с ней. Обретя свободу, она отправилась вверх по склону, по обжигающим камням в поисках Шрам.
Ник, спотыкаясь, спустился по склону, обходя затухающее пламя и полурасплавленные камни, что по-прежнему светились темно-красным. Похоже, он был сильно впечатлен боем. Он казался безумно счастливым, нервозный энтузиазм переполнял его, опьяненного адреналином и по-детски улыбчивого. Я не слишком хорошо помню, что он тогда говорил, кроме одной фразы про то, что я «не человек, а офигенная боевая машина».
Что-то вроде этого. Я не уверен, что он сказал именно «офигенная».
Большая часть того, что он говорил, потонула в реве внутри моей головы: ураган внутри моего сердца, отзвуки взрывов битвы и уходящее ощущение слияния с Силой.
Когда он дошел до меня, я заметил, что он ранен: кровь текла по лицу и шее из глубокого пореза на голове, возможно пореза от какого-нибудь каменного осколка. Но он продолжал без умолку говорить о том, что никогда не видел ничего подобного, пока я не остановил его, взяв за руку.
– У тебя идет кровь, - сказал я ему, но темное свечение не исчезло из его ясных голубых глаз. Он продолжал твердить: «Один против трех ТВК. Трех. Один».
Я сказал ему, что я был не один. И процитировал Йоду:
– Мой союзник - Сила, - он, кажется, не понял, так что-я пояснил. - На моей стороне было численное преимущество.
То, что произошло затем, я помню невероятно живо, невзирая на то, как бы я хотел стереть это из своей памяти.
Я все еще не мог заставить себя не смотреть вслед.: двум поврежденным кораблям, которые к тому моменту превратились в две маленькие дюрастильные точки, двигающиеся по безграничному небу. Ник проследил за моим взглядом:
– Да, я знаю, что ты чувствуешь. Жалеешь, что не поджарил их всех, да?
– Что я чувствую? - я резко повернулся к нему. - Что я чувствую?
Мне внезапно нестерпимо захотелось ударить его в лицо. Захотелось настолько сильно, что у меня даже сперло дыхание. Я хотел… мне было необходимо ударить его. Ударить его в лицо. Почувствовать, как мой кулак дробит его челюсть.
Чтобы он заткнулся.
Чтобы он не смотрел на меня.
Понимание в его голосе, знание в его холодных голубых глазах…
Я хотел ударить его потому, что он был прав. Он знал, что я чувствовал.
Это желание было настолько уродливым, что просто шокировало меня.
Он сказал, что я хотел уничтожить и улетевшие корабли. Да, я хотел сорвать их с неба и увидеть, как они полыхают. Никаких мыслей о том, что я уже забрал жизни людей в первом корабле. Никаких мыслей о жизнях, которые я бы забрал из этих двух. Я сквозь Силу ощупал горящие обломки на склоне, ища чего-то среди пламени.
Мне бы хотелось думать, что я искал выживших. Проверял, не осталось ли там людей раненных достаточно слабо, чтобы их можно было спасти из-под обломков. Но если быть полностью честным, я не могу этого утверждать.
Возможно, я просто хотел почувствовать, как они горят.
И если быть честным, я не могу сказать, что жалею о том, как повернулся бой.
Я забрал их жизни в самозащите и защите других, но ни я, ни эти другие не были невиновными. Я не могу с чистой совестью утверждать, что мои корунайские компаньоны более заслуживают жизни, чем те люди, что были в ТВК. Я не могу назвать то, что я совершил на перевале, исполнением моего долга джед'ая.
То, что я совершил там, не имело никакого отношения к миру.
Кто-то мог бы это назвать военным инцидентом: так уж случилось, что маленькую группу партизан-убийц сопровождал мастер-джедай, и из-за этого вдовам и детям команды «орабля пришлось пережить самые ужасные потери в их жизни. Ктото мог бы назвать это военным инцидентом… Даже я мог бы…
Если бы это хоть сколько-то напоминало инцидент.
Если бы я не старался до этого сбить этот корабль. Если бы я не ощущал лихорадку в своей крови: кровавую лихорадку.
Жажду победы. Жажду победить любой ценой.
Кровавую лихорадку.
Я чувствую ее даже сейчас.
Она не поглощает меня, я еще не зашел так далеко. Пока. Просто она стала предпочтительным выбором. Ожиданием. Неудовлетворенным предвкушением.
Это плохо. Не худшее, что могло бы быть, но достаточно плохо.
Я уже давно осознал, что здесь я в опасности. Но только теперь я начинаю понимать, насколько близка и темна эта опасность. Я даже не думал, что ХаруунКэл настолько близко подвел меня к последней черте.
Это побочный эффект погружения в Силу для использования ваапада. Мой стиль дарует великую мощь, но и несет невероятный риск. Кровавая лихорадка - это болезнь, которая может убить любого, кого она коснется. Чтобы использовать ваапад, ты должен позволить себе получать удовольствие от битвы. Ты должен окунуться в возбуждение боя. В жажду победы. Вот почему столь малое количество учеников пыталось постичь этот стиль.
Ваапад ведет сквозь полутень темной стороны.
Здесь, в джунглях, эта граница становится невероятно тонкой. Ночь лишь на расстоянии шага. Я должен быть очень, очень аккуратным здесь.
Или я смогу понять, что случилось с Депой, слишком хорошо.
Мейс опустил голову. Бурлящее оживление от боя постепенно уходило из конечностей, оставляя их тяжелыми и болящими: у него оказалось несколько ожогов от брызг плазмы и кусочков полурасплавленных камней.
Он заставил себя посмотреть назад, на перевал, сквозь угасающий огонь и черные клубы рассеивающегося дыма На перевале лежали мертвые акки, мертвые и раненые траводавы, Шрам, и Беш, и Лиш.
Он вспомнил утреннюю интуитивную вспышку Силы.
– Ладно, успокойся, - сказал он Нику. Удивительно, насколько уставшим он внезапно стал. - Кажется, у нас есть пострадавшие.
Они поднялись вверх по склону из щебня. Шрам к тому времени уже дохромала до своего раненого траво-дава и качала головой: зверь был сильно обожжен. Один из боков представлял собой сплошной ожог. Она обошла шестиметровое тело, присела на одно колено и погладила голову траводава. Зверь тихо простонал от боли и ткнулся носом в ее ладонь. Шрам достала пистолет. И выстрелила траводаву чуть ниже глаза на лбу.
Резкий хлопок пистолета эхом отразился от стен ущелья. Для Мейса он прозвучал как знак препинания: точка в конце битвы. А эхо превратило его в саркастические аплодисменты.
