Нет, — с сожалением вернулся он сознанием в реальность. — Ничего больше не вспоминается. Будем тогда слушать дальше, чего ещё нового соврут эти территориалы.
Может быть, он бы и поверил сейчас в эти поздравления. Тем более что так хотелось в это поверить, и по привычке принять желаемое за действительное, если бы не письмо от того же самого руководства территориальных властей, буквально жгущее его внутренний боковой карман.
Ему, с непривычной откровенностью и безпримерной, досель невиданной наглостью была устроена жёсткая выволочка за небрежение в столь важном деле, как образование населения подотчётной ему территории. И за что? Только за то, что он не подарил, а всего навсего продал этой самозваной Академии пару гектар своей землицы под расширяющееся буквально на дрожжах учебное заведение. Новый корпус, видите ли, захотели себе построить. А он им, видите ли, не отдал даром, а продал свою землицу. Уроды!
Самое же неприятное было осознавать, что эту выволочку он заслужил. Голова сам так считал. Он на самом деле пожадничал и был целиком неправ в этом деле. Бесило же его только та бесцеремонность, с какой всё это безобразие было устроено. Вот это ему не нравилось.
— "Так ведь пахотная то землица, а не абы что, не бросовая! Чистый чернозём!" — вновь, в который раз за прошедшее с того злосчастного дня время, убеждал он сам себя вновь и вновь, пытаясь доказать хотя бы самому себе что был прав. Что радел ради дела, а не пытался нажиться. И понимал, что даже с убеждением самого себя у него получается плохо. Он пожадничал, и за это его сегодня фактически прилюдно высекли.
Пусть словесно, но оттого не менее неприятно.
Вот что его бесило.
Но то, что теперь разворачивалось прямо перед ним, окончательно опустило его настроение ниже и так невысокого уровня. Этой самозваной Академии была вручена "небольшая денежная сумма на развитие".
Но небольшая она наверное была только в воспалённом мозгу этого представителя территориалов, прибывшего на специально зафрахтованном для перевоза дорогого груза большой речной ладье с двумя боевыми лодьями прикрытия. Видать, во избежание возникновения в умах особо дерзких речных пиратов соблазна напасть на жирного золотого гуся.
— "Золотая лодья — вот как это называется", — угрюмо думал Голова, с буквально приклеенной к губам фальшивой улыбкой кивая головой на неискренние поздравления себе любимому.
И ведь ни одна зараза ни из амазонок, ни из подгорных, не говоря уж про имперских ящеров на реке лодью не тронула, хоть все и знали прекрасно, что она везёт в своём трюме. Значит, проход лодьи согласован был на самом высшем уровне, а якобы "боевое" прикрытие — это так, одна видимость, призванная демонстрировать всем заботу о сохранности груза. И не более того.
Но кому! Кому передают груз этой золотой лодьи?"
Казалось, сейчас Голова волком взвоет от тоски, на какой-то краткий миг охватившей его, настолько ему было тошно смотреть на происходящее прямо у него на глазах.
Деньги, совершенно игнорируя ранее принятую практику невмешательства в городские дела и существующую в городе власть, напрямую вручались кланам, занимавшимся в прошлом году хоть какой-то благотворительностью. Понемногу, но всем, кто что-либо делал в этой области. Тем, кто организовал приюты для сирот по типу кадетских корпусов или занимался устройством различных учебных заведений, от простейших кожевенных мастерских для обучения мальчиков кожевенному делу, а девочек кройке и шитью.
А это, как для Головы оказалось совершенно неожиданно, была, чуть ли не половина всех кланов города. И причём, старейших кланов, самых уважаемых, самых богатых. Которые, не в пример ему, как оказалось не жалели денег на благотворительность. И которые, как теперь, оказалось, получили целевые, компенсационные дары на подобные предприятия в будущем.
И получали они её через банк "Жемчужный", который ещё вчера был натуральной пустышкой, непонятно за какой надобностью держащейся на плаву одной лишь фанаберией группы землян. И тут вдруг, словно бессмертный феникс возродившийся вновь.
И только его клана не было в этом списке. И что самое обидное, это было озвучено прилюдно.
— "Мне прилюдно попеняли на невнимание к сиротам".
Голова от одного только воспоминания о пережитом унижении чуть не впал в глухую тоску.
— "Да ещё и в личном письме отметили моё личное небрежение к данному вопросу", — снова проскочила в голове кисло тошнотворная мысль.
Такого позора он давно не испытывал.
Но всё бы было ничего, если бы в этом же, самом списке специально не отмечался особый вклад неприятного лично для него клана землян. Этот "бабий клан", как Голова в последнее время его про себя называл.
И ладно бы они получили какие-то медяшки, не жалко. Нет! Но двести тысяч золотом?! Двести тысяч банку "Жемчужный" на благотворительность! Это уж слишком! Плюс распределение выделенных кланам средств, от которых тоже что-то прилипнет к ручкам этой… Машки!"
"Двести тысяч! — чуть ли не в голос взвыл мысленно Голова. — И на что? На покупку земли для дальнейшего развития академии, на устройство строений, найм преподавателей, покупку оборудования для учебных лабораторий и прочая, прочая, прочая! А мне наглая, безцеремонная, прилюдная выволочка за то, что я им, видите ли, кусочек своей землицы продал, а не подарил, как другие. И что не поддерживаю столь важного и богоугодного дела, так необходимого для взаимопонимания двух наших рас".
И косой, многозначительный взгляд в его сторону Главы "золотой миссии" территориалов Симки Безпалого, его давнего недруга, распинающегося сейчас перед собравшимися в зале представителями кланов, и не преминувшего походя пнуть былого недруга.
— "Знает! Знает мерзавец, что в письме, — мрачно думал Голова. — О, как зыркает на меня своими буркалами. Небось, его потому и послали сюда, что знали что он мне лично неприятен".
Но как Голова ни был расстроен подобным положением дел, то что предстояло этим вечером ещё больше выбивало его из колеи.
Этим вечером предстоял бал. Самый настоящий бал. С приглашённым оркестром из сорока разных струнных и ударных инструментов, с надраенным до зеркального блеска полом в банкетном зале Горсовета и с гостями с "золотой лодьи", специально для которых он, собственно, и был устроен, будь они неладны.
И всё это, сложившись вместе, окончательно создало в городе нерабочее, праздничное настроение.
— "Нет! — пришёл к окончательному выводу Голова. — День не задался!
Однако, — неожиданная мысль вдруг пришла ему в голову. — Где это раньше было видано, чтобы в Старый Ключ приходила "золотая лодья"?
