— Я знаю.
Горолев шагнул навстречу жрецу.
— Этот корабль представляет угрозу! — резко выкрикнул капитан. — Ваши разведчики пропали. Мы должны уничтожить скверну! Нет никакой причины, чтобы оставлять их в живых лишнюю минуту!
— Есть причина! — манера Херена холодно и скользко увиливать от ответов внезапно испарилась.
Он набросился на капитана фрегата, а за его спиной вздыбились многочисленные механодендриты, напоминая злобных, шипящих змей. От притворной вежливости магоса не осталось и следа.
— Мне надоела вербализация ваших эмоций, капитан! Будет так, как я прикажу или же вы прекратите свое существование!
— Вы не имеете права! — начал Горолев и осекся, когда Херен протянул к нему конечность с лазерными резаками вместо пальцев.
— У меня есть право на все! — проскрежетал он. — Улей стоит много дороже вашей жизни, капитан. Дороже жизни всей вашей никчемной команды, дороже жизней космодесантников! Я пожертвую всеми вами, если это понадобится!
На мостике воцарилась тишина. Глаза Горолева расширились, но не от страха перед Хереном. Он и его офицеры завороженно смотрели на люк за его спиной.
В проеме стояла фигура, облаченная в кроваво-красное.
Херен обернулся и все его конечности из плоти и стали взвились вверх, готовясь защищаться.
Брат-сержант Кейл с почерневшим от дыма и гари лицом, прихрамывая, вошел внутрь. Глаза его были темны от гнева и казались такими же холодными и бездонными, как сам космос.
Его доспехи несли на себе следы многочисленных повреждения от кислоты и клешней тиранидов. Сержант тяжелой поступью направился прямо к техножрецу.
— Мои братья остались там. И это твоя вина.
— Я… я не… — самообладание Херена рассыпалось в прах.
— Не обесценивай их жертву ложью, жрец! — прорычал Кейл. По мере приближения его гнев нарастал. — Ты послал нас на верную смерть.
Херен напрягся, концентрируясь и собираясь с силой.
— Я делал то, что должно. То, чего от меня ожидали!
— Да, — кивнул Кейл и протянул руку к груди, где из раны торчала рукоятка боевого клинка, — я собираюсь поступить точно также.
С криком ярости и боли он вырвал нож из груди и рассек воздух. Зеркальной чистоты клинок добрался до горла жреца и глубоко рассек его, вскрывая вены и провода, кость и металл. Кровавый Ангел подался вперед и, в конце концов, отсек Херену голову. Тело Механикум задергалось и рухнуло вниз, выплескивая кровь и смазку.
— Критический всплеск энергии, — сообщил Горолев, услышав звуковой сигнал когитатора.
Кейл молча кивнул. Он перешагнул через обезглавленный труп Херена, подошел к смотровому иллюминатору и вперил взгляд в корабль-улей. Затем воин сотворил знамение аквилы.
— Во имя Его, брат, — послышался шепот.
Он упал.
Где-то очень далеко, в мире плоти, он умирал. Его рвали клешни, в него вгрызались жвала, жуки сверлили керамит доспеха…
На Норда обрушился целый водопад ощущений. Сквозь него с ревом мчалась кровь. Чистая и твердая, как безукоризненный бриллиант, Черная Ярость несла его на врага.
Кодиций никогда не боялся смерти и вот этот момент настал. В этом он был уверен, как никогда прежде.
Вздымающиеся волны темно-красного моря, наползающая мгла черной, глубокой ночи — они настигли его, и он их принял.
Где-то очень далеко, окровавленная, израненная рука обхватила рукоять оружия, готовясь нажать на курок. Послышался глубокий вздох, и курок был нажат.
Да будет так. В пучине алого моря, в кромешной ночи рождалась крошечная звездочка.
Термоядерный заряд, который Норд отыскал в оружейном отсеке, с которым он вернулся в сердце корабля-улья. Настала ему пора показать всю свою мощь.
Новорожденное солнце вспыхнуло, плоть вспыхнула, превратилась в бледный контур, а потом испарилась.
И в этот самый момент, когда все вокруг превратилось в свет, брат-кодиций Норд в сердце своем узрел прекрасного золотого ангела. Ангел протянул к нему руки, приглашая с собой. Чтобы проводить его к славе достойнейшей из смертей.
Дэвид Эннендейл
Честь и гнев
Он поднял взгляд на ночное небо над шпилями собора. Звезды светились холодным, безжалостным светом в суровой темноте. Каменная стена у него за спиной была такой же холодной и становилась всё холоднее. Он слишком устал, даже чтобы дрожать, но еще не настолько устал, чтобы замолчать, было еще рано. Оставалось время на то, чтобы рассказать историю. Самое подходящее время.
— Ты никогда не видел Кровавых Ангелов, — произнес Келай Уле.
— Ты знаешь, что не видел, — ответил Харн.
— Тогда ты не поймешь, хотя должен. Это очень важно.
— Почему?
— Цена. Все мы должны понимать, что за всё приходится платить.
— Хорошо, я слушаю, — сказал Харн.
— Я хочу рассказать тебе о прошлой войне, — если бы он посмотрел направо, Уле бы увидел своего внука, но он продолжил смотреть на звезды, — тогда свершилась великая ересь. На Лаудамус пришли космодесантники-предатели. Они верили, что несут высшую правду и высшую справедливость. Их броня была покрыта языками фиолетового пламени, которые будто поглощали розовый цвет истязаемой плоти.
— Безупречное Воинство, — добавил Харн.
— Ты слушаешь, это хорошо.
— Я знаю, что ты хочешь сказать.
— Может быть, но ты не можешь понять это сейчас.
— В таком случае, продолжай.
— Предатели умели убеждать. Они сокрушили всё сопротивление. Через несколько дней после прибытия Лаудамус был в их руках. Я помню, как плакали мои родители, оттого, что сражались, но потерпели поражение. Они были одними из немногих счастливчиков, переживших резню и одними из немногих, кто сохранил верность Императору. Ересь Безупречного Воинства была подобна чуме. Наши люди оказались слабы и горели в лихорадке поражения, а победители заражали их души ложной правдой. Прошло совсем немного времени, а наш мир уже вторил молитвам предателей. Затем начались чистки. Толпы еретиков выискивали тех, кто не забыл об Имперской Вере. Они вытаскивали верных Императору людей из домов и сжигали их на площадях, чтобы угодить своим порченым владыкам.
— Ты был еще совсем маленьким, как ты можешь доверять своим воспоминаниям? — прервал его Харн.
Уле практически закрыл глаза. Он хотел отступить в свою личную тьму, чтобы отвернуться от немигающего правосудия звезд и старых ран.
— Горящая плоть тысяч людей в одном костре. Крики, запах, и вид этого невозможно забыть. Мои родители спрятались вместе со мной в канализациях. Я видел мир через щели сливных решеток. Лаудамус принадлежал предателям и их кощунствам, но с неба полились кровавые слезы.