Уле смотрел на звезды, а они смотрели на него, ожидая, пока он расскажет всю историю, всю правду.
— Мы следовали за громом, — сказал он, — камни над нашими головами тряслись, на нас сыпалась пыль. Именно на этой огромной площади Кровавые Ангелы сразились с Безупречным Воинством.
— Посмотри вокруг, Харн. Видишь, как далеко находится ближайший жилблок? Тогда площадь еще не была такой большой. Целые дома были уничтожены, и их не стали отстраивать заново, это теперь святая земля. Именно здесь была уничтожена ересь Безупречного Воинства. Танки Кровавых Ангелов жгли целые толпы еретиков, и мои ноздри наполнил запах новых костров — благословенный запах сгорающего святотатства. Предатели рассчитывали на затяжную городскую войну, и не ожидали, что Кровавые Ангелы сотрут в порошок здания, мешающие им наступать, уничтожат целые части города. Подумай об этом, подумай о цене. Погибли тысячи в каждом блоке. Тысячи! Их раздавило обвалившимся скалобетоном, они горели в раскаленном прометии и были разорваны на части пушечными снарядами. Резня на площади поблекла в моих глазах. По улицам бежала кровь, она лила рекой из уничтоженных зданий. Кровавые Ангелы были беспощадны, они были живым воплощением разрушения. И имели на это полное право. Все жившие в тех блоках променяли Императора на предателей, и на них обрушилось правосудие.
— Я смотрел сквозь проем неподалеку отсюда, — сказал Уле, показывая налево, — я находился меньше чем в паре метров от битвы двух предателей с сержантом Кровавых Ангелов. Позже я узнал, что его звали Гамигин. Он сражался без шлема, его голова была гладко выбрита, а лицо прекрасно, как мрамор, но покрыто шрамами. Он был похож на оскверненную статую. Тогда я испугался. Я знал, что предатели были чудовищами, но не был готов к тому, что поверх идеального ангельского благородства появился слой уродливой жестокости. Гамигин сражался цепным мечом, сражался со злобой. То, что я говорил о величии, я повторю о гневе. То, как жестоко он убил предателей всё еще стоит у меня перед глазами.
— Они были вооружены цепными топорами и ударили его сразу с двух сторон. Он отступил назад, и топоры столкнулись. Гамигин поднял меч и ударил по шее одного из предателей, затем отрубил ему голову. В глазах Кровавого Ангела горел огонь идеального правосудия. Он был дланью Императора, которая взыскала каждую каплю крови, положенную за предательство. Второй космодесантник Безупречного Воинства ударил Гамигина в спину, и Кровавый Ангел споткнулся, но смог выпрямиться. Теперь в его глазах алела ярость. Он ответил шквалом ударов, ставших еще быстрее. Злость, ускорившая его движения, пугает меня даже сейчас. Его меч прошел сквозь нагрудник предателя и разорвал кожу и мышцы. Гамигин обнажил клыки, у него были клыки. Его оросило кровью предателя, и во снах, которые тоже могут быть воспоминаниями, я вижу, как он пьет эту кровь.
— В тот день я видел и много другое, всё это стоит у меня перед глазами. За все преступления, совершенные еретиками и предателями, им воздалось стократно. Кровавые Ангелы изменились, они стали воплощением гнева. Они разрывали врагов на части, понимаешь? Разрывали на части. На эту площадь пролился багровый дождь. Я видел, как тела сминали, сжигали и протыкали их собственными заостренными костями. Не было быстрой смерти. Война закончилась, но крики наказанных продолжали звучать. Это — цена, Харн, это — последствия.
Воспоминания о кошмарном правосудии разгорячили его кровь, сон отступил, а в сердце забилась собственная ярость.
— После войны, когда трупы еретиков лежали десятиметровыми кучами, а Безупречное Воинство выдворили с Лаудамуса, я вновь увидел Гамигина. Кровавые Ангелы уходили из Семпитернуса, в воздухе развевались штандарты, а сержант был более суровым и спокойным, чем мрамор, на который был похож. Но больше всего я запомнил ярость.
— Харн, ты не можешь себе представить этот гнев, и какой ужас и мучения он нёс.
Несколько звёзд устремились к земле, и Уле улыбнулся. Он опустил глаза и посмотрел на человека, который был его внуком, но высек на своем лице и груди ритуальные руны и был одет в грязные робы культиста. Человек, который по собственному желанию выступил на стороне вернувшегося Безупречного Воинства.
Человек, который вонзил нож в живот Уле.
Холод забирал его, но он продержался достаточно. Он увидел, что пришло возмездие.
— Ты не можешь себе представить этот гнев, — повторил он, — но, клянусь Троном, ты познаешь его.
Звезды падали с неба, покрывающегося шрамами от десантных капсул. С него вновь лились кровавые слезы.
Фроер смотрел, как эвакуационная команда уносит тела на носилках — мрачные последствия предпринятых днем попыток.
Солнце было болезненно ярким, у него во рту пересохло. Фроер достал из сумки жестяную кружку и зачерпнул немного воды. Она была настолько чистой, что он видел, как на дне блестела похожая на стеклянные бусы галька. Маленькие серебряные рыбки плавали вокруг его гвардейских ботинок.
— Сэр! — обратился к нему солдат от заставы.
Фроер пошлепал в его сторону по длинным, располагающимся под деревьями, заводям.
За мшистым краем лагуны появился силуэт.
Капитан задержал дыхание. Перед ним предстало редкое и впечатляющее зрелище.
Адептус Астартес.
Огромные доспехи воина сияли красным в резком свете. Это был Кровавый Ангел. Две желтые капли на наплечнике указывали на его принадлежность к шестой роте.
Воин шел без шлема, который болтался у него на поясе. Его золотистые волосы были коротко подстрижены, а лицо похоже на благородную статую в тихой часовне. Человек…
Нет, не человек. Совсем не человек.
Фроер пошел ему навстречу. Он склонил голову и сотворил знамение аквилы.
— Капитан Фроер, Шестнадцатый Бетальский, Астра Милитарум, — начал он, — да пребудет с вами…
— Гаммараил, — прервал его Ангел.
— Мы ценим вашу помощь, — сказал Фроер, — мы пытались очистить Расщелину уже…
— Покажи.
Фроер последовал за не-человеком. Чтобы не отставать, ему приходилось делать короткую пробежку каждые несколько шагов. Они шли по цветущему берегу и начали углубляться в прозрачные заводи. Фроер оглянулся. Под его ботинками сминались цветы, а путь Ангела не оставлял за собой ни следа. Казалось, что шаги космодесантника или ничего не повреждали, или заставляли побеги и яркие цветы вновь распрямляться в обновленном виде, после того как гигант прошел дальше.
— Могу я принести вам еду или напитки, сэр?