Чувство становилось всё сильнее с каждым тяжёлым шагом, рассерженное плазменное ядро жгло титана изнутри, когда он неохотно отвернулся от врага и зашагал по улице.
Дорога была расчищена, путь уже проложен. Здания снесли неделю назад — их фундамент подорвали, а сами квартиры превратились в завалы — чтобы освободить исполину путь.
Жгучим охотничьим порывом было желание развернуться и излить ненависть на врага — настолько сильное, что почти заглушило шёпот Старейшей в разуме.
Старейшая. Её присутствие дико раздражало. Вновь ”Вестник Бури” накренился на ходу, стремясь медленно и неуклюже развернуться. И вновь хватка принцепс заставила тело титана повиноваться.
— Мы идём, — шептала она, — чтобы скоро вступить в ещё более грандиозную битву.
Гнев исполина постепенно уменьшался. Было кое-что новое в словах Старейшей, нечто, что разум хищника мгновенно заметил и узнал. Страх. Сомнение. Просьба.
Сейчас принцепс была слабее, чем когда-либо прежде.
”Вестнику Бури” были не ведомы удовольствия или развлечения. Его душу выковали в древних обрядах из огня, расплавленного метала и плазмы, что бушевала с яростью заточённого в клетке солнца. Ближе всего к удовольствию был прилив эмоций от осознания гибели врагов от его оружия, и последующее притупление мучительного гнева.
И теперь титан ощутил тень этого чувства. Он выполнил на этот раз приказ старухи, всё ещё оставаясь под контролем принцепс.
Но Старейшая стала слабее.
И он её подчинит.
Ночь застала Домоску и взвод штурмовиков укрывшимися в развалинах того, что осталось от жилого дома.
По которому проехала тяжёлая бронетехника зелёнокожих. Теперь это были полуразрушенные руины из рокрита и бронеплит, а Домоска сидела позади невысокой стены, прижимая к груди усиленный лазган. На спине гудел силовой ранец. Кабели между входным портом лазерного ружья и блоком питания нагрелись и покачивались.
Штурмовик была рада, что череполикий астартес и чопорная квинтус-адъютант приказали вернуться в город. Домоска не хотела себе признаваться, но ей понравился полёт на борту ”Громового ястреба” астартес — даже в отсеке забитом прыжковыми ранцами и штурмовыми мотоциклами.
Гораздо меньше ей понравилось направление взвода в уличные бои, но Домоска не собиралась жаловаться — она штурмовик, элита гвардии, и гордилась своей непреклонной верностью долгу.
Пока основные силы защитников оказывая сопротивление медленно отходили или вели затяжные оборонительные бои, некоторым подразделениям в городе было приказано залечь в засадах, пропуская орков, или незаметно пробираться в тыл врага.
В Хельсриче эти задания обычно равномерно распределяли между частями ветеранов и отделениями штурмовиков. На самые сложные операции полковник Саррен отправлял лучших солдат.
И это работало.
Домоска предпочла бы спокойно сидеть за баррикадой под прикрытием ”Леман Руссов”, но такова жизнь.
— Эй, — прошептал Андрей, присев рядом, — это гораздо лучше, чем сидеть на заднице в пустыне, а? Да, лучше, вот что я думаю.
— Помолчи, — прошептала она в ответ. Ауспик не показывал никакого движения. Ни признаков тепла от врагов, ни перемещений поблизости. Но Андрей всё равно продолжил надоедать.
— Последнего я выпотрошил штыком, а? Так и хочется вернуться за черепом. Отшлифую и буду носить на поясе как трофей. Думаю, это привлечёт ко мне внимание.
— Скорее, с ним тебя пристрелят первым.
— Хм. Не такое внимание. Ты слишком недоброжелательная, а? Да, я говорю. Это правда.
— А я говорю, помолчи.
Как по волшебству штурмовик умолк. Они двинулись вперёд, низко пригибаясь и перемещаясь от укрытия к укрытию. С соседней улицы донеслись звуки боя — Домоска слышала гортанный рёв и свиноподобное фырканье сражающихся орков.
— Это Домоска, — прошептала она в наручный вокс. — Впереди контакт. Скорее всего, вторая группа, что прошла мимо час назад.
— Принято, разведгруппа три. Продолжайте двигаться, как приказано, соблюдайте максимальную осторожность.
— Да, капитан, — Домоска выключила вокс. — Готов, Андрей?
Штурмовик кивнул, снова присев рядом. — У меня ещё три комплекта взрывчатки, так? Ещё три танка можно взорвать. А потом я получу обещанный капитаном кофеин.
Голографический стол вполне достоверно воспроизводил ход битвы. Саррен не мог отвести взгляд, хотя мерцающее изображение резало глаза.
Волна разбилась.
Гвардейцы окопались и удерживали позиции. Клещи из частей Стального легиона выдвигались на дислокации позади первой орды захватчиков и приготовились погнать орков вперёд — расплющить между молотом и наковальней.
Саррен улыбнулся. Это был прекрасный день.
Юрисиан не двигался с места почти двадцать четыре часа.
Он сказал, что потребуется больше недели — почти две. Но Владыка кузни больше в это не верил. Работа займёт недели, месяцы… может быть даже годы.
Коды, удерживающие двери неприступного бункера запечатанными, были великолепным произведением искусства — работой множества мастеров механикус. Юрисиан не боялся никого из живущих и убивал во имя Императора на протяжении двадцати трёх десятилетий. И он впервые возненавидел свою службу.
— Гримальд, мне потребуется больше времени, — сказал он в вокс несколько часов назад.
— Ты просишь то, что я не могу дать, — ответил реклюзиарх.
— Это может занять месяцы. Возможно годы. Код развивается, порождая новые шифры, которые в свою очередь требуют специализированного взлома. Он размножается как живое существо, постоянно изменяется, реагирует на моё вмешательство, эволюционирует в более сложные системы.
В последовавшей паузе чувствовался с трудом сдерживаемый гнев.
— Юрисиан, мне нужно это орудие. Доставь его мне.
— Как пожелаешь, реклюзиарх.
Ушли глубочайшее волнение и надежда увидеть "Оберон", стать тем, кто пробудит великий Ординатус Армагеддон. На их месте возникли холодная эффективность и явное отвращение. Запечатывающий код был одним из самых сложных творений созданных человечеством во всех сферах знаний. Его уничтожение причиняло технодесантнику боль, которую испытал бы художник, сжигая бесценную картину.
На ретинальном дисплее зажглись зелёные руны. За один вздох он вскрыл шесть из прокручиваемых кодов. Для последних пяти потребовались дополнительные вычисления, основанные на установленных первым параметрах.
