Нет. Нет, я не прав. Я виноват, я недооцениваю врага. Здесь нет ничего бессмысленного. Призрак боевой баржи Кровавых Ангелов излучает чуму, чьи симптомы подобны симптомам «красной жажды». За этим стоит чья-то воля. Это насмешка. Провокация, гарантирующая окончательное воздаяние. Но как узнать, кто стоит за этим кошмаром?
Вопрос может подождать. Главная наша забота — «Помрачение Надежды». Оно одним своим существованием едва не уничтожило целую систему. Если не остановить его сейчас, многочисленные миры Империи впадут в безумие. «Помрачение Надежды» должно погибнуть снова. Сегодня. Сейчас.
Как? Не знаю.
«Кровавая Проповедь» на позиции. По приказу Кастигона Лпос увел нас подальше от призрака. Ударный крейсер огромным кинжалом направлен в бок боевой баржи. За «Помрачением надежды» ничего, кроме космоса. Супплициум Терциус все еще на некотором расстоянии, но Лпос все же безопасно расположился правым бортом к нему. Важно, чтобы ничего не было перед нами, кроме цели. Кастигон приказал приготовить нова-пушку.
— Обычное оружие не причинит вреда призраку варпа, — говорю я ему.
— Он достаточно материален, чтобы нас ударить, — отвечает Кастигон. — Он разбил металл и камень. Значит может быть разбит в ответ, — он поворачивается к Лпосу. — Рулевой, мы готовы.
— Секунду, капитан, — у нас никогда не бывало такой роскоши, как столь пассивный неприятель, по которому мы готовимся открыть огонь. Лпос пользуется возможностью несколько раз перепроверить расчеты и еще раз выровнять орудие. Когда он больше не находит ошибок, подает сигнал Кастигону.
Я чувствую подъем духа машины корабля. Он счастлив снова воспользоваться оружием. Нова-пушка — создание абсолютной мощи, потому что разрушает все с абсолютной эффективностью. Мы всего лишь его служители, пробуждающие его ото сна, когда нам снова становится нужен его божественный вздох.
— Огонь, — командует Кастигон.
Палуба содрогается. Весь корабль вибрирует от силы, выпущенной огнем нова-пушки. Орудие это почти столь же длинно, как корпус корабля. Отдача сотрясает «Проповедь». Эта пушка не создана для прицельного огня, но выстрел производится настолько близко к точке прямой наводки, как только можно, чтобы мы сами не пострадали в процессе. Вспышка снаряда пронзает пустоту, раня само пространство между нами. Она бьет «Помрачение Надежды» прямо в центр. Раздается блеск ослепляющей чистоты. Это все, чем в этот момент оправдывает свое имя орудие. Взрыв достигает «Кровавой Проповеди», но затихает. И все же, еще один удар взрывной волны сотрясает нас. Мы только что поразили, одним из самых мощных орудий в человеческой истории, «Помрачение Надежды».
И оно этого не заметило.
Темная безмятежность ненарушена. Корабль-призрак ровно дрейфует к Супплициум Терциус, неся с собой чуму окончательной ярости. На мостике и стратегиуме тихо, и мы все смотрим в будущее, омраченное «Помрачением Надежды». За часы один корабль уничтожил все человеческие жизни в системе. Он сделал это без оружия, без борьбы, без планов. Хватило просто его прохода мимо. А если призрак достигнет других, более заселенных систем? Или пересечет путь флота? Лучи заражения, видения ада: мой разум наполнен образами, как чума распространяет свое разъедающее влияние на всю галактику.
«Помрачение надежды» надо остановить. И раз ничто из вооружения «Кровавой Проповеди» не может этого сделать, то остается одна альтернатива.
— Я возглавлю абордажную группу, — объявляю я. — Корабль следует уничтожить изнутри.
— Разве можно ходить по призраку? — спрашивает Кастигон.
— Он достаточно материален, чтобы ударить нас, — эхом отзываюсь я.
— Если это источник заражения, — раздумывает Данталион, — то вход туда повлечет огромную духовную опасность.
— Особенно для Кровавого Ангела, — добавляю я. Изъян будет особенно мучителен в этой ситуации.
Капеллан кивает.
— Угроза кажется довольно прицельно направленной.
— Это не совпадение, — говорю я. — И это риск, который мы должны принять.
Кастигон кивает, но он все еще выглядит сомневающимся.
— Как вы планируете убить призрак? — спрашивает он.
— Узнаем по ходу действия, — я оборачиваюсь, чтобы уйти. — Разве один вернувшийся с того света не сможет уничтожить другого?
Мы не используем абордажные торпеды. Мы не уверены, что сможем пробиться сквозь оболочку корпуса призрака. Вместо этого к «Помрачению Надежды» мою команду везет «Кровавый Шип». Это будет обряд экзорцизма. На борту вместе со мной эпистолярий Столас, сангвинарный жрец Альбин, капеллан Данталион и технодесантник Фенекс. Сержант Гамигин тоже здесь. Он настаивал на своем участии, пусть даже миссия требовала других умений. Но у него достаточно веры, и, испытав прикосновение ужаса заразы корабля, теперь он жаждет отмщения. Я сижу в кокпите с пилотом Ориасом, когда «Кровавый шип» подходит к люку посадочного ангара боевой баржи. Дверь не открывается. Это неудивительно. Что изумляет, это то, как четче становятся детали корабля. Они становятся яснее не потому, что мы подходим ближе, а потому, что мы смотрим на них. Запечатанная дверь становится особенно материальной, какой не была еще несколько минут назад. Я замечаю боковым зрением, что все остальное все еще размыто.
Ориас замечает то же самое.
— Как такое возможно? — спрашивает он.
— Оно питается нашими воспоминаниями, — отвечаю я. — Мы знаем, как выглядят боевые баржи. Оно выстраивает себя, пользуясь нашим знанием.
Я чувствую, как гнев напрягает плечи Ориаса. Его негодование праведно. Мы видим чудовищное богохульство. И все же, мы кое-что узнали. Мы узнали, как работает наш враг.
А потом неожиданно появляется дверь. Дверь открывается. Ангар — прямоугольная пещера, тьма внутри темноты. Он ждет нас. Он приветствует нас. У нас есть что-то, что ему нужно. И это тоже ценное знание. Если у него есть потребности, то есть и слабости.
— Чертов корабль над нами издевается, — рычит Ориас.
— Он высокомерен, — отвечаю я. — А высокомерие — всегда ошибка, — покажи мне свою слабость, думаю я. Скажи мне, чего ты хочешь, и я разорву тебя пополам. — Заводи нас, — говорю я Ориасу. — Высади нас и отчаливай.
Несколько следующих минут кажутся кошмарно знакомыми. Транспорт входит в посадочный ангар боевой баржи. Я открываю стенной люк. Мы ждем несколько секунд, приготовив оружие. Ничто не материализуется. Мы просто смотрим в пустой ангар.
— Мне не нравится, когда из меня делают дурака, — рычит Гамигин. Его болтер движется туда-сюда, выискивая цель.
— Обуздай свой гнев, брат-сержант, — говорю я ему. — Заметь, как мало усилий надо этому кораблю, чтобы вызвать в нас ярость.
