Чем было то существо?
Он все еще стоял несколько ударов сердца, неуверенный в том, чему был свидетелем. Волчьи жрецы были стражниками Этта, хранителями традиций Влка Фенрика. Если они санкционировали это, значит, имели на то разрешение.
Оно было мерзостью.
Он оглянулся через плечо. Перед ним тянулись выложенные кафелем комнаты, каждая из которых вела в следующую, каждая пахла антисептиками и кровью. Он почувствовал, как снова подступает тошнота.
В Зале Клыктана он кричал до хрипоты в знак преданности Небесным Воинам, олицетворению божественной свирепости Фенриса. Как он не старался, он не мог вернуть этот душевный настрой.
Пошатываясь, не помня, ради чего пришел в это место, он вернулся к шахте лифта. С его открытого, преданного лица исчезла уверенность.
На ее месте, впервые за всю жизнь Морека, было сомнение.
Черное Крыло резко сел на металлический конференц-стол, игнорируя дюжину людей, сидящих вокруг него, и провел руками по спутанным волосам. Он не обращал внимания на мерцающий свет ламп, на дюжину кэрлов, стоящих на вытяжку у стен в грязной униформе, и на раздававший снизу скрежет поврежденных двигателей.
Он чувствовал себя стесненным, грязным, запертым. Каждый день с момента бегства с Фенриса был изнурительной чередой аварий и ремонта, все ради того, чтобы не дать «Науро» развалиться.
Это была унизительная работа, годная возможно для смертных, но не для него. Он был рожден для более достойных дел, для мастерского убийства в тенях, для торжества в боях космической войны. Необходимость прислушиваться к совету засаленных рабочих машинариума и обреченным заявлениям тактиков корабля донимала его в высшей степени.
Не то, чтобы ситуация была гнетущей. Он достаточно знал о механике космического корабля, чтобы понять, когда он будет на грани. Откровенно говоря, это уже должно было случиться — корабль был все еще в двенадцати днях пути от Гангавы, и этот график был возможен только потому, что он продолжал подгонять варп-двигатели вопреки протестам штурмана корабля. Несколько дней назад он допустил ошибку, спросив инжинария «Науро» — смертного, прошедшего всестороннее обучение у техноадептов Адептус Механикус, что делает дух машины все это время.
— Вопит, сэр, — ответил тот своим грубым, деловым голосом. — Вопит, как унгор с перерезанным горлом.
К счастью Черное Крыло не был нечувствителен к подобным вещам.
В то же время он был нечувствителен ко многому. Он никогда не был близок со своими боевыми братьями, никогда не заводил дружбу, которая скрепляла отделения. Он презирал старших офицеров, его раздражала дисциплина, которую они устанавливали. Даже в Ордене Космических Волков, известном по всему Империуму за вольное отношение к Кодексу Астартес, дисциплина была суровой.
Черное Крыло всегда был другим, подверженный мрачному настроению и приступам безумной, опасной самонадеянности. Корпус Скаутов был идеален для него, позволяя ему совершенствовать искусство одиночного убийства вдали от шумного братства Этта. В такой изоляции он нашел удовлетворение.
Однако сейчас он начал сомневаться, действительно таким уж хорошим был этот выбор. Никто из смертных «Науро» не мог сделать выбор командира или принять трудное решение, от которого зависели их жизни. Возможно, было бы лучше окажись здесь брат-воин для совета, кто-то, способный ненадолго разделить эту ношу.
Но вряд ли бы кто-нибудь из его боевых братьев охотно пошел бы с ним на операцию. Черное Крыло создал почти идеальную зону уединения вокруг себя, отвращая даже тех, кто не имел причин не любить скаутов.
Быть посему. Он выбрал этот путь, и до сих пор он неплохо подходил ему. Не все сыны Русса могли быть орущими берсеркерами.
— Лорд?
Голос принадлежал штурману корабля, седовласому человеку по имени Георит. Черное Крыло посмотрел на него. Даже без доспеха космодесантник доминировал в комнате. Когда его желтые глаза, утопленные в темные впадины, уставились на смертного, Георит сглотнул.
— Вы просили доложить о пожарах.
— Да, просил, штурман. Расскажи мне последние хорошие новости.
— У меня нет ни одной. Три уровня по-прежнему отрезаны, даже для трэллов-сервиторов. Пожар распространяется к отсекам управления. Когда запасы иссякнут, наша способность сдерживать его уменьшится.
— И я знаю, что ты посоветуешь.
Георит глубоко вздохнул.
— Мое мнение не изменилось, лорд.
— Ты хочешь, чтобы мы вышли из варпа, открыли палубы вакууму, промыли их и произвели ремонт.
— Да.
— И сколько времени займет подобная операция, при оптимальном выполнении?
— Неделю, лорд. Возможно меньше.
Черное Крыло одарил его холодной, надменной улыбкой. В ней не было ничего смешного, просто сознательное пренебрежение.
— Слишком долго.
— Лорд, если трубопроводы прометия…
Черное Крыло вздохнул и откинулся назад в кресло.
— Если их прорвет? Тогда мы умрем, штурман. Даже я, безграмотный воинствующий дикарь с нулевым инженерным обучением, знаю это.
Он устремил пронзительный взгляд на человека.
— Но подумай вот над чем, — сказал он. — Без помощи сил Великого Волка Этт падет. Корабли лорда Железного Шлема все еще должны быть в варпе. Если мы продолжим идти прежним курсом, без пауз и снижения скорости, мы прибудем к Гангаве намного дней позже них. Потом, даже если я смогу быстро передать донесение Лорда Грейлока и убедить Железного Шлема вернуться на Фенрис, это займет еще двадцать дней. Это значит, что Лорд Грейлок, который пользуется твердым уважением во всем этом Ордене, должен будет удерживать цитадель с одной истощенной Великой Ротой по крайней мере сорок дней. Ты видел силы на орбите, штурман. Ты видел, что они сделали с нашей обороной там. А теперь скажи мне откровенно, ты действительно думаешь, что этой армии можно противостоять на земле сорок дней.
Лицо штурмана посерело.
— Если Русс пожелает этого… — начал он почтительно, но его голос утратил уверенность и он умолк.
— Именно. Итак, ты, возможно, теперь понимаешь мое упорство в стремлении достичь Гангавы как можно скорее. Мы уже ускользнули из лап Моркаи в этом путешествии, и мы должны будем ускользать еще немного. Считай тебе повезло, что тобой командует скаут. Вот, что мы делаем. Ускользаем.
Штурман не ответил, но рухнул в свое кресло с пустым выражением лица. Черное Крыло видел, что его ум работает, уже пытаясь сообразить, как не допустить бушующие пожары до чего-нибудь взрывоопасного. Он не выглядел уверенным.
