class="p1">Женщина-швея, известная как Эйлиса, прижала обе руки к дрожащему рту, наблюдая, как палачи приковывают цепями неподатливое тело своей жертвы к дыбе. Она плакала так сильно, что едва могла видеть, но рыдания были тихими, слишком глубокими, слишком ужасными, чтобы ими можно было поделиться.
Она услышала первый глубокий, хриплый стон агонии, знала, что это только вопрос времени, когда стоны превратятся в крики, и даже сейчас она с трудом могла поверить в то, что он сделал, что он сказал.
Несмотря на все, что она сказала Анжилик, она никогда ничего так не хотела, как сбежать из этого места сгущающегося ужаса. Ужаса, усугубленного последним жестом в жизни Эрейка Динниса.
Но она не могла. Она бы не стала. Она останется до самого конца и, как она сказала Анжилик, будет знать, что сказать своим сыновьям. Его сыновьям. Сыновьям, - подумала она, - которым никогда не придется стыдиться имени, которое они носили. Ни сейчас, ни когда-либо. После этого никогда.
Впервые за слишком много лет женщина-швея, известная как Эйлиса, почувствовала глубокую, неистовую гордость за человека, за которого она вышла замуж и свидетельницей чьей мучительной смерти она стала ради своих сыновей и истории.
IX
Зал большого совета, дворец королевы Шарлиэн,
город Черейт,
королевство Чисхолм
Когда королева Шарлиэн и барон Грин-Маунтин вошли в зал совета, возникло определенное неоспоримое напряжение.
На это было несколько причин. Во-первых, каждый член королевского совета знал, что первый советник Чариса был почетным гостем во дворце более двух с половиной пятидневок, несмотря на незначительные формальности состояния войны, которое все еще существовало между двумя королевствами. Во-вторых, хотя с момента прибытия Грей-Харбора по Черейту ходили всевозможные слухи, их монарх не счел нужным делиться ни с кем - кроме, возможно, Грин-Маунтина - с которым она вела беседы с первым советником Чариса. В-третьих, было вежливо, но твердо отклонено властное требование епископа-исполнителя Ву-шей Тиэна от имени рыцарей земель Храма о взятии Грей-Харбора под стражу и передаче ему. И, в-четвертых... В-четвертых, их стройная темноволосая королева решила надеть не свою простую корону присутствия, а государственную корону Чисхолма.
Шарлиэн полностью осознавала эту напряженность. Она предвидела это и, в некотором смысле, намеренно спровоцировала это. Политика, как она обнаружила много лет назад под тщательным руководством Грин-Маунтина, была, по крайней мере, наполовину вопросом правильного управления сценой. И чем выше были ставки, тем более важным становилось это управление.
Особенно, когда там сидит дядя Биртрим, - с несчастьем подумала она, царственно направляясь к искусно вырезанному креслу во главе огромного овального стола. Она позволила своему взгляду блуждать по Биртриму Уэйстину, герцогу Холбрук-Холлоу, командующему королевской армией... и единственному брату ее матери.
Она устроилась в кресле и повернула голову, чтобы бросить острый взгляд на мужчину средних лет в зеленой сутане и коричневой шапочке с кокардой верховного священника.
Карлсин Рейз стал духовником Шарлиэн всего через несколько месяцев после того, как она взошла на трон. Учитывая ее молодость в то время, она не сама выбрала его для себя, но он всегда превосходно справлялся со своими обязанностями. И хотя он должен был знать о опасениях своего молодого правителя по поводу нынешнего руководства Церкви, он никогда не придавал им значения. Она надеялась, что и сейчас он этого не сделает, но не была так уверена в этом, как хотелось бы. С другой стороны, выражение его лица было удивительно безмятежным для духовного наставника, чья подопечная даже не упомянула ему, что заставило первого советника королевства, которое восстало против этого руководства, так долго и серьезно разговаривать с ней. Или не обсудила причины, по которым она объяснила епископу-исполнителю святой Матери-Церкви, почему он не может взять этого первого советника в качестве заключенного. - Отец? - тихо сказала она.
Рейз пристально смотрел на нее, возможно, два удара сердца, затем слегка улыбнулся, встал и оглядел сидящих за столом советников Шарлиэн.
- Давайте помолимся, - сказал он и склонил свою голову. - О Боже, Который послал Своих архангелов, чтобы научить людей истине Твоей воли, мы умоляем Тебя одарить Своей милостью нашу любимую королеву и людей, собравшихся в этом месте в это время, чтобы услышать ее волю, засвидетельствовать ее и дать ей совет. В эти смутные времена Ты и архангелы остаетесь последним прибежищем, последней помощью для всех мужчин и женщин доброй воли, и никакая другая помощь не требуется. Благослови размышления нашей королевы, даруй ей мудрость, чтобы совершить правильный выбор в тяжких решениях, которые ей предстоит принять, и дай ей покой от осознания Твоей любви и руководства. Во имя Лэнгхорна, аминь.
Что ж, это, безусловно, обнадеживает, - подумала Шарлиан, присоединяясь к членам своего совета, подписавшим себя скипетром Лэнгхорна. - С другой стороны, он также вошел в игру, не совсем подпрыгивая от восторга, не так ли?
Она подождала, пока Рейз сядет обратно, затем обвела лица мужчин, сидящих за столом, взглядом, который предупреждал их, что сегодня она не в настроении терпеть непримиримость. Она почувствовала, как напряжение усилилось еще на несколько градусов, когда это сообщение дошло до них. Она была не только самым молодым человеком в этом зале совета, но и единственной присутствующей женщиной, и обнаружила, что подавляет улыбку охотницы, размышляя об этом факте и их реакции на ее непреклонный взгляд. Она знала, что некоторые из ее "советников" так до конца и не смирились с тем, что у них будет королева, а не король.
К сожалению, - подумала она, глядя на них с несомненным удовлетворением, - вместо этого у отца и матери была я, не так ли? И, между нами говоря, Марак и я - и дядя Биртрим - заставили все двигаться. Это была ухабистая поездка, не так ли, милорды? Конечно, вы скоро узнаете, насколько по-настоящему "ухабистыми" могут быть вещи.
- Милорды, - сказала она через мгновение в напряженной тишине, ее голос был ясным и сильным, - мы вызвали вас сюда сегодня, чтобы сообщить вам о некоторых вопросах, которые мы обдумывали в течение нескольких дней. Как всегда, мы будем рады вашей мудрости и вашим советам относительно решения, к которому мы пришли.
Если зал был напряжен до того, как она заговорила, это было ничто по сравнению с потрясением, которое пробежало по ее слушателям, когда она использовала королевское "мы". Они слышали от нее это особое выражение очень редко, по крайней мере, когда сидели с ней на совете. В сочетании с ее решением надеть
