— Нам будет непросто, да, комиссар? — пробормотала Бренкен.
— «Просто» никогда не бывает.
Тогда я тоже ещё только учился, но Мистраль выжег эту истину клеймом на моей душе.
Мы находились в нескольких тысячах метров над поверхностью планеты. Ветер на этих высотах был подобен иссушающему дыханию доменной печи. Он уносил прочь наши слова. Мы едва слышали друг друга, поэтому не боялись, что нас могут подслушать встречающие, хотя они и были всего в нескольких шагах. Группу возглавлял лорд-губернатор Хартвиг. За время путешествия сюда я проанализировал этого человека и мир, которым он управлял. Примечательного нашлось немного. Хартвиг оказался одним из тех аристократов, которые, несмотря на богатые одеяния, больше походили на чиновников. Молосс уплачивал десятину вовремя и был совершенно неприметным миром. Раньше он никогда не привлекал к себе никакого внимания. Планета — грубая опаленная скала — находилась настолько близко к звезде, что была практически непригодна для жизни. Улей Пирр, единственный густонаселенный центр этого мира, возник вокруг огромного перерабатывающего комплекса, помимо которого здесь фактически и не было важных объектов. Мир обладал богатыми минеральными ресурсами, в частности — огромными запасами прометия[3]. Производственный выход перерабатывающего предприятия был неимоверных размеров. Внезапное падение экспорта стало, как минимум, настолько же важной причиной нашего появления здесь, как и призыв о помощи, который передал оборонительный комплекс системы.
Если по выражению лица Хартвига и можно было что-то понять, так то, что вызов отправил не он; это насторожило меня еще до того, как губернатор начал говорить. У него был хмурый вид, а губы плотно сжимались, словно он ждал крупных неприятностей. На мягком, обветренном лице виднелся нездоровый румянец. Внешность Хартвига выдавала в нем человека, познавшего тяжелый труд и использовавшего все возможные средства, чтобы достичь поста, где можно наслаждаться роскошью сидячего образа жизни. Губернатор этим и занимался, так яростно, словно мстил прошлому. Его официальное облачение было пышным, но вульгарным. Молосс не был планетой мастеров. Мне подумалось, что Хартвиг настолько же несдержан в удовольствиях, насколько примитивны они сами.
Его сопровождали пять человек, и, лучше рассмотрев их, я забеспокоился. Они были разного возраста, телосложения и степени аугментации, а двигались так, будто не понаслышке знали о сражениях, но моё внимание привлекло другое. Их взгляды, пожалуй. Эти люди смотрели на Бренкен, на сержантов, на меня, на всё вокруг с превосходством, вызванным чувством собственной абсолютной святости.
Хотя их благочестие и стало очевидным ещё до того, как они открыли рты, представителей Экклезиархии среди них не было. Встречающие носили свободную темную одежду: блузы, штаны, сапоги и длинные пальто, под отворотами которых я сумел разглядеть кобуры. На одежде не было никаких знаков различия, лент или церемониальных кушаков, но я догадался, что это своеобразная униформа. Трое мужчин и две женщины носили серебряные цепочки у себя на шее, но подвески были скрыты под блузами. Вокруг них парили сервочерепа, выстроившиеся кольцом.
Инквизиция, подумал я. Но не мог догадаться, какой ордос.
Бренкен и Хартвиг обменялись приветствиями, затем капитан представила наш отряд. Губернатор был более сдержан, говоря о своих сопровождающих, и сообщил нам только имена, не упоминая звания и причины присутствия этих личностей. Явным лидером группы был Асконас. Один из мужчин, Бранд, очень походил на женщину по имени Шенк, и я решил, что они брат и сестра. У обоих был одинаковый выступающий лоб, и брови были загнуты вниз, словно они постоянно хмурились. Другую женщину звали Эрар, а мужчину — Майнхардт. Они также могли быть родственниками. Как и остальные, они брились наголо. Хотя цвет кожи Эрар был темнее, чем у Майнхардта, но выражение самодовольного благочестия создавало впечатление, что передо мной двойники.
Инквизиция, никаких сомнений.
— Мы благодарны за помощь, — начал Хартвиг, и тут же стало ясно, что никому он не благодарен. — Но мы не уверены, что нынешняя ситуация дает основания для вторжения таких масштабов.
Его тон был холоден, но глаза немного бегали. Собственная ложь вызывала у Хартвига противоречивые мысли.
— Запрос о помощи был официальным, — ответила ему Бренкен.
— Но он исходил не от меня.
— При всем уважении, губернатор, решение о развертывании принимается по ситуации, независимо от вас. Суть кризиса достаточно ясна: нижние уровни вашего улья охвачены полномасштабным мятежом.
— У нас есть гражданское ополчение…
— Которое, судя по отчетам, разгромлено.
Любому капитану потребовалась бы непробиваемая уверенность, чтобы возразить губернатору, не говоря уже о том, чтобы прервать его. Бренкен демонстрировала полнейшее безразличие к политике. Не самая разумная стратегия в плане будущих карьерных перспектив, и за это я отдавал Артуре должное. Она слишком долго просидела в слишком многих окопах, чтобы волноваться о чем-то «будущем».
— Мы предварительно осмотрели периметр улья на подлете, — продолжила Бренкен. — Губернатор, с нижних уровней так и валит дым. С первого взгляда понятно, что ситуация не улучшается, а ухудшается.
Хартвиг раскрыл было рот, но тут заговорил Асконас, стоявший справа от него.
— Упрямствуя в своей гордости, ничего не добьешься, губернатор, — сказал он. — Мы должны быть признательны за помощь, которая пришла к нам в час нужды. Здесь мы видим руку самого Императора.
Несмотря на примирительный характер его слов, в сухости тона я услышал гнев — более сильное чувство, чем отсутствие расположения, продемонстрированное Хартвигом. И все же, когда Асконас говорил об Императоре, в его глазах блестела вера, и гнев был сдержанным, словно нас ниспослали ему в качестве духовного испытания.
Он был высоким мужчиной, и по виду тонкого лица создавалось впечатление, что когда-то, в далеком прошлом, отличался худобой. Теперь тело Асконаса было массивным, и я не знал, какая его часть осталась биологической. Все бионические улучшения были спрятаны под одеждой и перчатками, но, когда он сгибал руки, ткань рукавов обтягивала неровности, выдавая наличие экзоскелета. Двигался Асконас легко и обладал уверенностью человека, который умеет сражаться и не сомневается, что способен буквально сокрушить любого, кто встанет у него на пути. Хотя он, должно быть, проходил обширные омолаживающие процедуры, по выступающим скулам и впалым глазницам становилось ясно, что Асконас чуть ли не с рождения выглядел зрелым мужчиной.
