— Завеса спала с твоих глаз, мальчик, — сказал старый воин, — ты наконец-то понял то, что так долго ускользало от тебя.
— Да. — Признал Рафен. — Тот, кто дерется в одиночку, умирает одиноким, но те, кто дерутся как братья, будут жить вечно.
Ветеран опять улыбнулся.
— Ты искупил, Рафен из Ломанного плоскогорья и со смертью кандидата Тофа я нуждаюсь в храбром человека, готовом занять его место.
Он протянул руку юнцу.
— Последуешь ли ты за мной Рафен? Пойдешь ли ты путем примарха и вступишь ли в братство Кровавых Ангелов?
С его губ сорвались слова.
— Да. В этот день я клянусь стать Кровавым Ангелом, достойным самого Лорда Сангвиния.
И ТАК в первый раз, сыны Аксана покинули свою родную колыбель и пересекли пропасть космоса между Ваал Секундус и родительским миром. Они думали что познали лишения, затем Рафену и Аркио доказали, что они ошибались, когда они пересекали бесплодные пустоши огромного мира-пустыни. Там они видели крошащиеся останки некогда великолепных городов. Там, среди прорезавших небо бритвенно-острых горных пиков, стояла крепость-монастырь Кровавых Ангелов. Никто из кандидатов никогда не видел в жизни такого огромного строения, не говоря уже об изваянии Сангвиния, вырезанного из обнаженной скалы горы Сераф. Это их в равной степени пугало и волновало.
Корис провел их в кельи монастыря, по дороге они шли среди братьев Кровавых Ангелов, широко открытыми глазами отмечая их неземное благородство и красоту воинов. Как их примарх, полноценный Кровавый Ангел нес в себе генетическую печать Сангвиния и тень его возвеличенного облика проявлялась во всех аспектах. По сравнению с ними, плохо питающиеся и потрепанные юнцы с лун Ваала были слабыми бродягами.
Сангвинарные жрецы в своей белой с темно-красным броне вышли к кандидатам и отвели пятьдесят новичков в великую часовню, где их заперли на три дня и три ночи. Они отстояли бдение без сна, еды и воды. В одиночку Рафен не прошел бы тест, и пока ползли часы, он видел, как некоторые валились от истощения. Их уносили жрецы и об их дальнейших судьбах ничего не говорили, но рядом с Аркио, рядом друг с другом, братья становились сильнее. Когда, на четвертый день, наконец, рассвело, они все еще стояли, чтоб встретить несущих Алый Грааль, когда те раскололи святую печать на дверях часовни.
Горстка оставшихся испила из священной чаши, и утомленный разум Рафена ожил, когда жидкость коснулась его губ. Густая, с медным привкусом, жидкость в чаше бралась из вен самых старших Сангвинарных жрецов — и в их телах текла малая толика той самой крови, самого лорда-ангела. По телу Рафена побежали энергии и мысли, чужеродные и свои, прикосновение к жидкости раскрыло его голую душу для изучения братством Ордена. Рафен принял это и порвал последнюю связь со своей старой жизнью. Теперь молодой воин из клана Ломанного плоскогорья исчез и его место занял мужчина, чье будущее простиралось вдаль золотой дорогой славы и приключений. Темнота, тепло и спокойствие окутало кандидатов, и их накрыл сон перемен.
РАФЕН абсолютно ясно помнил момент, когда открыли саркофаг и его измененные, улучшенные глаза увидели в первый раз свет. Возможно, подобным образом вел себя и Аркио. Его брат стоял в немом шоке из-за произошедших в нем перемен и изучал пальцы на своей руке, как будто они принадлежали кому-то другому. Рафен видел перед собой лицо Десантника — он был уже не просто человеком — и он знал, что это его родной брат, несмотря на то, что новый Аркио стал в два раза выше, широким от мускулов и его лицо, которое по очереди отражало его собственное, его отца и Сангвиния.
Взгляды двух братьев обратились к сервиторам крови, которые удаляли зонды и трубочки из их тел. Они как один засмеялись от облегчения, пораженные и удивленные уготованной им судьбой.
Рафен не был уверен, сколько прошло времени. Позднее он узнал, что их забрали из часовни после бдения и заперли в зале саркофагов под песнопения "Символа Жизни". И там, они спали год, пока по их системам струился мощный коктейль питательных веществ, модифицирующих настоек и крови из Алого Грааля. За эти месяца, сервиторы имплантировали им освященное геносемя Ордена и наблюдали, как оно преображает их.
Пока Рафен, Аркио и другие кандидаты видели кроваво-теплые сны, разожженные генетической памятью примарха, их тела приняли могущественные новые органы, которые и делали их Космодесантниками — второе сердце, каталептический узел, чтоб не нуждаться во сне, мультилегкие, оккулобы, омофагию, оссмодулу и другие. Они вышли на свет как живые воплощения богов, которым они когда-то поклонялись, но это был только первый шаг из многих. Ни один человек не смог бы выстоять в их тренировках, невозможные тяготы и экстремальные физические нагрузки, к которым принуждали инструктора. Все это время с ними был Корис, выталкивая каждого за собственные пределы, чтоб добиться большего, лучше понимать, лучше драться. Во время каждого испытания Аркио и Рафен поддерживали друг друга, родственники по крови и боевые братья, получали силу из их нерушимой связи. И, несмотря на все эти изменения, их сердца оставались прежними. Непоколебимая сила духа и неустанная храбрость Рафена возросла десятикратно, в то время как Аркио хранил свою храбрость и неутомимую тягу к путешествиям.
Так было до сих пор.
ВОСПОМИНАНИЯ Рафена ушли так же быстро, как и пришли и он возвратился в настоящее. Под тусклым светом свечей великого зала, пристальный взгляд его брата был твердым и невозмутимым. Он мог прочитать это в глаза Аркио так же четко, как будто это было высечено подобно священному писанию на каменных стенах. Некогда скромный солдат исчез, превратившись в мужчину перед ним, так же как жилистый мальчик клана из молодости трансформировался внутри зала саркофагов.
С усилием Рафен заставил вопрос слететь с губ.
— Я не верю, что ты… что ты уподобляешь себя нашему примарху? Ни один человек даже не смеет сравнивать себя с ним…
Пока он говорил, его губы дрожали.
Аркио улыбнулся и сделал жест, который заставил сердце Рафена замереть в груди.
— Но я не человек, брат. Я Кровавый Ангел.
Он не мог произнести ни слова. Затем в поле зрения появились очертания угольно-черной брони, украшенной костяными, белыми черепами и колеблющимися печатями чистоты.
— Брат Аркио, — сказал Капеллан, — не сопроводите меня? Появились… вопросы.
Десантник кивнул и поднялся на ноги.
— Не бойся, Рафен, — прошептал он, — верь в меня.
Рафен не ответил. Он был заперт в кругу страхов того, что значили слова его брата. Он потерян. Эта мысль шокировала его. Мой брат потерян для меня и пойман между кровным родством моей семьи и долгом перед орденом…
