Наконец появилось остальное тело Кадина. Астреос услышал собственный вздох, но при этом не заметил, как воздух покинул легкие. Доспехи на плечах и груди Кадина потемнели и оплавились. Края изодранного керамита вонзились в плоть. Его правая рука оканчивалась под локтем, левая ― ниже плеча. От ног, которые вскоре возникли, остались лишь изуродованные куски мяса, висящие на раздробленных костях.
Ворот, залязгав шестеренками, остановился, а затем качнулся вперед. Он стал медленно опускать Кадина, пока тот не оказался вровень с Астреосом. С воина текла кровь, капая на пол и образовывая темные озерца. Библиарий поднял руку и медленно вытянул открытую ладонь. Доселе неподвижный Ариман чуть заметно шевельнулся. Рука Астреоса коснулась наплечника Кадина.
― Брат, ― тихо произнес Астреос.
― Он не может ответить. Он получил тяжелые ранения, и мы продолжаем вводить успокоительное в его организм.
+ Брат, + послал Астреос, сфокусировав послание на тлеющих угольках сознания, которое он ощутил в разуме брата.
+ Его уши и разум закрыты, + послал Ариман, и от вмешательства колдуна Астреос почувствовал прилив гнева. + Он в бездне. Даже если он очнется и заговорит, то уже не будет твоим братом, + с посланием пришло тепло успокаивающего чувства, словно дружеская рука на плече. + Поверь мне. +
― Уберите успокоительное, ― сказал Астреос. Кармента бросила взгляд на Аримана. ― Разбуди его, ― прорычал он.
Секунду Кармента стояла на месте, а затем шагнула к баку и ввела код на небольшой панели управления. Издалека донесся механический щелчок, и трубки, подсоединенные к Кадину, задергались. На пол закапала свежая кровь.
Астреос ждал крика, думая, что Кадин очнется, словно ребенок после ночного кошмара. После нескольких минут молчания и неподвижности, библиарий снова повернулся к Карменте. Она пожала плечами, слабо дернув механодендритами.
― Он был тяжело ранен, а мои познания в биологии Адептус Астартес в лучшем случае можно назвать ограниченными.
Астреос уже собирался дать резкий ответ, когда краем глаза заметил движение. Он быстро оглянулся и встретился с глазами Кадина. Астреос замер. С глазами. У Кадина было два глаза. Их радужки были ярко-зелеными, с черными зрачками-щелками. Аугментики не было, лишь новая, гладкая кожа.
― Брат, ― влажно прохрипел Кадин и улыбнулся. Внезапно из его рта хлынула кровь, и Астреос отшатнулся. Механодендриты Карменты развернулись в мгновение ока. Лишь Ариман оставался неподвижным, не снимая расслабленную руку с меча. Кадин закашлялся и сплюнул на палубу сгусток крови.
― Кровь в легких, ― отметил Ариман.
― Итак, ― сказал Кадин. ― Собираетесь ли вы освободить меня?
Астреос пристально посмотрел на брата. Голос Кадина превратился в искаженное рычание, могильное эхо прежнего тона. И глаза…
― Я не убью вас, ― произнес Кадин, переводя взгляд с Астреоса на Аримана и Карменту. Он улыбнулся. ― Даю слово.
― Ты… ранен, брат, ― сказал Астреос.
― Я заметил, ― губы Кадина обнажили сломанные и зазубренные зубы. Он так ни разу и не моргнул. Астреос посмотрел на плоть и доспехи брата. Теперь, когда с Кадина стекла кровь, библиарий видел участки кожи, которая выглядела исцеленной, уродливые узлы шрамов в прорехах доспехов. Его взгляд упал на разбитый керамит и пласталь, ярко блестевшие там, где их разрубило. За исключением тех мест, где они словно размягчились и исказились: как будто срослись поверх плоти, исцелившись.
― Ты…
― Его нет. Погляди сам, ― Кадин дернул подбородком в сторону Аримана. ― Или спроси у своего лорда-шарлатана, если не хочешь смотреть.
― У тебя нет половины тела.
― Аугментика, брат, ― Кадин повернулся к Карменте. Астреосу показалось, что та задрожала. ― Ты ведь можешь установить ее? И мне понадобятся доспехи, хотя не думаю, что смогу снять эти. Придется тут поработать.
Секунду Астреос раздумывал над тем, стоит ли позволить колдуну усыпить Кадина снова. «Даже если он проснется и сможет говорить, он не будет твоим братом», ― сказал Ариман в воспоминаниях.
«Возможно, ему лучше умереть, ― подумал Астреос. ― Но тогда я стану последним, и какая мне будет разница?»
― Ты не дашь мне умереть, брат, ― сказал Кадин, не глядя на него, а затем медленно обернулся к Астреосу и посмотрел на него зелеными глазами рептилии. ― Тебе не хватит духу, ― Кадин мотнул подбородком на Аримана. ― А ему нужен ты, поэтому он не убьет меня, хотя и должен.
Руки Астреоса непроизвольно сжались в кулаки, на лице отчетливо проступили шрамы. Это был не его брат, он понял это в тот миг, как Кадин заговорил, но ему следовало узнать, что осталось от его души. Медленно, неуверенно, он потянулся сознанием в разум Кадина.
Он словно погрузил руку в открытую рану. Астреос ощутил текстуру рваных мыслей, прорехи, где когда-то были воспоминания и убеждения. Их остатки свисали переплетением обрывков. Больше там ничего не было, вместо демонического разума, угнездившегося на развалинах, зияла уродливая дыра. Астреос разорвал связь и встретился взглядом с братом. Кадин улыбнулся, и улыбка походила скорее на гримасу.
Ариман шагнул к Астреосу.
― Так чего ты хочешь? ― холодным, ровным голосом спросил он.
― Конечно, следовать за тобой, Ариман, ― ответил Кадин и сплюнул сгусток крови и кислоты на палубу.
― Делай, как он говорит, ― сказал Ариман Карменте. ― Постарайся восстановить его.
Астреос собирался что-то сказать, но Ариман уже исчез в дверях. Библиарий перевел взгляд обратно на своего брата, не до конца сформировавшаяся мысль еще крутилась в голове.
Кадин ухмыльнулся Астреосу, и из уголков его рта заструилась густая кровь.
Кадин услышал Марота прежде, чем увидел. Тихий кашель проржавевших сервоприводов и запинающийся вой доспехов колдуна следовали за Кадином, пока он шел через глубокие и безмолвствующие отсеки «Дитя Титана». Он ходил с тех самых пор, как Кармента закончила работу, с того времени, как его создали заново.
Он закрыл глаза и услышал скрип доспехов, теперь уже ближе, между рядами машин у него за спиной. Кадин открыл глаза и узрел монохромный, лишенный теней мир. Поршни на ногах шипели и дергались всякий раз, когда он делал шаг. Кармента сделала свою работу, закрыв пласталевые конечности ошметками его тела. В некотором смысле эти дополнения были более удивительными, чем остальные изменения: его новые глаза, уверенность в том, что он не сможет снять с себя доспехи, даже если попытается, что мир, который он видел, осязал и вдыхал, казался столь же мертвым, как гололитическая проекция.