— Начинаю ближний осмотр, — сказал Люцио, его шлем был в дюймах от чернеющих внутренностей мины, — если меня отвлечет какой-то враг, это будет для нас обоих смертельно.
На самом деле, вряд ли было похоже, что Предатели вообще знали о том, что здесь был "Беллус". И еще меньше было похоже на то, что они знали, что было обнаружено на его корпусе — но священные эдикты, сложенный в пепле эпохи Ереси, помещенные в кодекс Астартес, военная книга Космодесантников о тактике и поведении, требовала, чтоб ни один Десантник не покидал воздушный шлюз в одиночку. Рафен задумался, почему он был выбран, чтоб охранять Люцио. Это было рискованным заданием; если адепт ошибется или чем-то разгневает духа машины бомбы, их непосредственная близость к последующему взрыву превратит их в клочки плазмы. Отрезвляющая мысль, подумал он.
Действия технодесантника привлекли внимание Рафена, но только на мгновение.
Он никогда не был тем, кто интересовался мудреной работой машин, которые приводили в действие мощь Империума. По ту сторону его типичных тренировок обслуживания и операций с его оружием, Рафен просто принял, что технологии Ордена служат ему и выполняют свое предназначение, так же как он служит Императору. Он не желал погружаться в доктрины Бога-Машины, противоречивому аспекту божественного регента, которому хранили верность Адептус Механикус. Он слышал, как Люцио вознес краткую молитву благодарности Омнисии, когда на столетних петлях выскользнула панель доступа боеголовки.
Рафен бросил взгляд через плечо, вдоль корпуса "Беллуса". Темный и бездействующий, массивный военный корабль казался не судном готовым к битве, а избитым куском выщербленного ландшафта, выброшенным с поверхности планеты плавать покинутым островом в космосе. Костлявые, управляющие башни корабля возвышались над равниной серединных палуб как широкий и угрожающий грозовой фронт. Ни единого лучика света не было от закрытых, запечатанных окон и вентиляционных шахт; ничто не выдавало намерение боевой баржи излить красную смерть на проклятых повелителей Шенлонга.
Если смотреть со дна Беллуса, то Шенлонг выплывал подобно гигантской луне, медленно продвигаясь вперед над кораблем. Баделт, настоящая луна мира-кузницы, была не видима с этого угла. Орбита корабля была тщательно подготовлена навигаторами Идеона, чтоб солнечный свет отраженный одинокой естественной луной не подсвечивал "Беллус" для оптических телескопов на поверхности. Рафен смотрел за медленным перемещением планеты; на ней наступала ночь, туманная серость терминатора, пересекающего поверхность, изгоняла день. Кровавый Ангел изучал темнеющий мир и видел мерцание городов, охваченных огнем и завитки облаков, освещенных взрывами тактических ядерных бомб, которые оставляли радиоактивные шрамы в земле. Даже в яркий солнечный день, мало что можно было разобрать на настоящем лике Шенлонга; тысячелетие выбросов и дыма из соборов фабрик размером со страну, давно уже окутали индустриальный мир грязной дымкой.
Рафен снова почувствовал знакомое подергивание пальцев. Там внизу, бессчетное количество Несущих Слово скидывали образы Императора в костры и возводили свои собственные испорченные храмы и пытали население. Хотя его рациональная, логическая часть разума знала, что вражеские силы многократно их превосходят, необузданная энергия вскипела в его крови от шанса убить и уничтожить скверну Хаоса. Когда они с Люцио вернутся обратно через воздушный шлюз, оба Кровавых Ангела почувствуют висящее в воздухе предвкушение. Везде вокруг воины тренировались и готовились к бою, или вооружались. Некоторые сидели у ног боевых Капланов, склонив головы в военных молитвах. Это было почти ощутимо, как слабый мускусный запах на ветру. Обузданная мощь жажды крови Сангвиния натянула привязь, готовая вырваться, вырваться и обрушить красный ад на тех, кто посмел противостоять Богу-Императору человечества.
Губы Рафена растянулись в предвкушении, обнажив зубы, выставив клыки в хищном оскале. Этого было почти достаточно, чтоб отвлечь его от его глубинных, более беспокоящих забот. Почти.
Он взглянул на темную поверхность Шенлонга, на место, где по его грубым прикидкам находилась столица планеты — и ее сердце, феррокритовое здание крепости Икари. Рафен слышал разговоры, что крепость была близнецом для любой другой монастырской цитадели Адептус Астартес, огромный опорный пункт из которого можно было управлять Шенлонгом. Исторические книги говорили, что крепость Икари были осмотрена ни кем иным, как Рогал Дорном лично, примархом Ордена Имперских Кулаков. Дорн очевидно объявил крепость "адекватной", в самом деле высшая оценка от беспристрастного лорда Империума, хозяина величайших осадных мастеров. Сомнения самостоятельно вспыхнули в Рафене, когда он понял, насколько трудны будут испытания Кровавых Ангелов, чтоб сломать такую фортификацию.
Он отвел взгляд от планеты и отбросил опасения, которые грохотали на задворках его разума. Эти отвлекающие моменты были раковой опухолью для брата Легиона Астартес. Малейшие семена сомнений могут заставить его заколебаться, что будет стоить ему жизни на поле боя. Битва за Шенлонг и так будет достаточно трудна, чтоб позволить себе отвлекаться на что-либо еще. Эти мысли разыгрались в нем, пока Люцио делал что-то с миной и ясное, зеленое свечение из внутренностей боеголовки затухло. Задача Технодесантника была выполнена, он отошел от инертной бомбы и еще раз пропел короткую, тихую литанию благодарения. Слова Люция были тихими в шлеме Рафена, но он разобрал слова почтения Сангвинию, Богу-Машине — и его брату. Рафен едва мог поверить в такое. Что это за безумие? Люцио повернул к нему голову, и что-то в языке телодвижений Технодесантника подсказало Рафены, что он знал, что его подслушали.
Он произнес имя Аркио на одном дыхании вместе с именем Примарха и Императора.
— Дух оружия умолк, — сказал он осторожно, — он теперь спит.
— Тогда мы ее просто оставим тут? — Рафен был удивлен раздражением в его собственном голосе. — Прицепленной к корпусу как клещ?
Технодасантник слегка кивнул.
— Теперь она не может взорваться, брат. Даже молния, лично самого Омнисии, не вернет ее к жизни.
— Очень хорошо, тогда пойдем.
Рафен придушил свое раздражение и устойчиво зашагал обратно вдоль корпуса. Люцио последовал следом за ним, его походка был легка по сравнению с медленными, большими шагами Рафена. После долгой паузы Люцио заговорил вновь и в этот раз с тоном ожидающего ребенка.
— Рафен… Я должен спросить… Какой он, Брат Аркио?
