Его разморило на солнце, и говорить ему совершенно не хотелось. Тем более о подобной глупости.
— Хотя, какая это дорога, — лениво проворчал он. — Так, направление. Словно пьяный мужик проложил. И оврагов поперёк полно с речками, объезжать каждый раз приходится. Малейший дождь и ты застрял перед таким оврагом минимум на несколько дней. Не говоря уж про то, что каждый овраг это плюс пара лишних вёрст. И хорошо если две версты, а то вчера целый день потратили, объезжая простую промоину. Целый день! Поэтому, сюда мы ехали дальней дорогой, по водоразделу. Умные потому как.
Так проще и дорога ровней. Ровней и суше, и короче, кстати. Но там сейчас жарко.
У моря всё ж полегче было бы, — Димон устало вытер покрытую грязными разводами потную шею. — Блин, дёрнуло ж меня согласиться потащиться с тобой в эту степь широкую, степь раздольную, провались она трижды. Блин, и это апрель месяц, называется. Где обещанный дождь? — ни к кому конкретно не обращаясь, тихо пожаловался он. — Где прохлада? Где холодная привычная весна с дождями? Где всё?
— Размечтался, кКакой тут дождь, , — хмыкнул Сидор. — Тут один раз побрызгает весной, второй — осенью, третий — никогда. А между ними — сушь великая на весь сезон. Если только потный Димон травку не окропит и не добавит влаги, — ухмыльнулся он, глядя на страдающего от жары Димона. — Кстати, сейчас как раз весна и дождик вроде бы как должо'н быть. Даже странно как-то. Местные говорят, какая-то природная аномалия, сушь великая.
Сам-то Сидор жару переносил легко, хоть по весу был и потяжелей тощего Димона. А вот, поди ж ты, вес то оказался и ни причём.
— Кстати, не замечаешь ничего странного?
— Что именно?
— Река — мутная.
— Блин, открыл Америку. Она же так и называется, Мутная. У моря мутная, и здесь — мутная, везде мутная. Потому так и называется — Мутная. Чего странного? Если не понял, могу ещё раз повторить, речитативом. Вода в реке — мутная.
— Называться она может как угодно, а откуда муть в реке — непонятно. Берега-то каменистые. Были, до того как их илом занесло, — тут же неохотно уточнил он, бросив взгляд на заросшие густым камышом низкие берега реки. — Не река, а плавни какие-то.
— И чего? — продолжал тупить Димон.
— И того! — взорвался Сидор. — Димон, ты совсем тупой? Разуй глаза! Берег — камень голимый, а дно и берег — сплошной ил, гальки не встретишь. И камыши. И в воде — муть сплошная. В ведро воды наберёшь, ветку вставишь, стоять будет. Полдня ждать приходится, пока муть в ведре осядет. Не река, а Нил голимый во время разлива.
— Это ты к чему? При чём здесь Нил?
— Это я к тому, что не зря мгновенно заилило весь залив.
— Ага, мгновенно, — ухмыльнулся Димон. — И так мгновенно все пятьдесят последних лет заиляло. А до того не было ничего подобного, если верить местным. Не, это ты что-то не понимаешь.
— Самый старый местный житель живёт здесь не более всё тех же пресловутых пятидесяти лет, — угрюмо буркнул Сидор. — И что было здесь до того элементарно не знает, а нам лапшу на уши вешает, потому что платим реальные бабки за подобные байки.
— Не плати, — насмешливо ухмыльнулся Димон. — Только других видаков всё равно нет. Короче, ты же собирался разобраться, откуда в воде столько ила, вот и разбирайся. Берега ему каменистые, видите ли, не нравятся. Ты чего разорался? Ты специалист, тебе видней. Как жирафу, кстати. А ко мне не приставай, жираф. Гляди по сторонам и разбирайся!
Гидротехник ты и жираф, — с удовольствием ещё раз обругал Сидора Димон. — Не дал мне по бережку моря покататься на красоты местные полюбоваться, в море тёплом покупаться. А теперь ещё и пристаёт. Гад. Одно слово, гад.
Вот не выйдет у нас ничего с этим заливом и что? Так ведь и не увижу никогда больше берега моря синего.
— И чего? Мне уже начинать плакать? — недовольно покосился на него Сидор. — Я вот разбираюсь, разбираюсь, да ни хрена не разберусь пока. Вторую неделю тащимся вдоль русла и везде один сплошной камень и куча наносов непонятно откуда. Вот откуда муть такая в воде, я не понимаю.
И нечего мне этим в нос тыкать каждый раз, сам вижу! Вот дойдём до истоков — тогда хоть что-то можно будет сказать. А пока я ничего не понимаю. Нет тут нигде ни береговой эрозии, ни донной эрозии, ни размытых берегов, ничего, чтобы этот водный поток выдавал столько наносов, сколько несёт эта река. Нет ничего, хоть тресни.
— Нет, так будет, — равнодушно зевнул Димон. — Не спеши, друг мой, наслаждайся степными видами и ароматами степных трав. Смотри лучше по сторонам и анализируй это и то, а ко мне больше не приставай, анализатор хренов. Сказал же, что ничего в твоих делах не понимаю, так чего ты ко мне каждый раз пристаёшь. Отстань зануда!
Эх, — Димон мечтательно уставился куда-то в зенит. — Как бы было хорошо, без тебя там, на берегу моря. Вода, солнце, руины какие-нибудь любопытные… и море…. И девочки мои где-то там, далеко, — тяжело вздохнул он. — И чего я с тобой потащился, дурак такой. Нет, точно дурак. Надо было не соглашаться.
Следующая неделя опять прошла в столь же неспешном, неторопливом движении вдоль извилистого русла степной речки, весело несущей свои мутные воды среди невысоких окрестных холмов к морю.
И лишь в конце второй недели привычный ритм неспешного перемещения был нарушен.
Хотя само утро очередного дня началось вполне обычно, ранним подъёмом, ведром холодной воды на голову, и часовой напряжённой тренировкой по отработке владения саблей и стрельбой из арбалета, закончившейся также вполне привычно, утренним купанием.
— Чё не спится? — тягуче поведя плечами, только что вылезший из своей палатки Димон сладко потянулся, разминая затёкшие от долгого лежания на холодной земле плечи. — Сколь ни тренируйся, а до местных мастеров тебе как до Китая раком. Не дал тебе Бог таланту, так и не дёргайся. Лучше в стрельбе больше тренируйся, это у тебя намного лучше получается. Нельзя быть во всём совершенным.
— Но можно к тому стремиться, — хмыкнул Сидор. — Кстати, заметил, рельеф повышается. Левый берег всё круче, а вот правый как был равниной без конца и без края, так и есть.
Сегодня, встав намного раньше Димона, Сидор с самой зари был чего-то необычно оживлён, словно бы чувствовал, что разгадка непонятной загадки где-то совсем рядом, под боком. Поэтому вступать с Димоном в привычные утренние пререкания ни о чём, лишь бы потрындеть, у него не было желания.
— Ещё день пути и пойдут настоящие холмы.
— И чё? — Димон поморщился, с силой разминая затёкшую поясницу. — Спальник надо было взять потолще, потеплей, — невнятно буркнул он себе под нос. — Да и земля ещё холодная, холодит.
