Пусть даже сами они о своей вине ещё не знают, — едва слышно прошептала она.
Пришла пора готовиться к войне за берега Стрыя. Главное, на сегодняшний день сделано. Самого грозного и самого последовательного нашего врага — Тару из Сенка, мы с руководства Речной Стражи убрали. Жаль, что сам легион от того мало пострадал. Только молодняк выкосили.
Ну, да ничего, — снова улыбнулась она вдруг ставшей какой-то неприятной, хищной ухмылкой. — Лиха беда начало
Только вот, — качнула задумчиво на головой, — из Амазонии, всё таки придётся убираться. Гибель нескольких тысяч молодняка кое-кто нам не простит. Никогда.
Императрица. Это уже на Востоке… но тоже далеко…*
Казалось, сам воздух в Парадной Зале Церемониальных Приёмов Большого Императорского Дворца Столицы Империи Ящеров потрескивал от царившего во дворце с самого утра чудовищного напряжения. И если присмотреться, то заинтересованному глазу отчётливо можно было увидеть, как с края церемониального одеяния Императрицы, надменно восседающей на Большом Имперском Троне Императоров, медленно и беззвучно срываются маленькие голубоватые молнии, не видимые простому глазу, но, тем не менее, весьма и весьма ощутимые.
Некоторым, особо впечатлительным ящерам даже казалось что сами маленькие, рудиментарные волоски на руках и на теле невольно шевелятся, самим своим шевелением передавая всё более и более растущее напряжение в зале Приёмов.
В Столицу прибыли долгожданные подарки от новых старых кланов, давно и с нетерпением ожидаемые Императрицей Сухайей, и сегодня проходило Представление Этих Подарков. И множество придворного населения Столицы уже заранее готовилось расстаться с головой. А если и не с головой, то уж точно с какой-нибудь другой, не менее значимой и драгоценной частью своего тела. Например — с шеей.
Смело заявившие этой весной о своём новом возрождении, старые кланы теперь не менее смело, вернее сказать — грубо и нагло попрали все освещённые веками имперские традиции. Ну а то, что дарение Императрице подарков освещено веками было только в воспалённом жадностью мозгу придворных лизоблюдов, имевших с того свой весомый кусок, холуи из дворца старательно сделали вид, что уже не помнят.
И теперь им приходилось платить за собственноручно выпестованную и взлелеянную за прошедшие годы новую традицию.
— Где послы? — прошелестел по притихшему в страхе залу тусклый, невыразительный голос Императрицы. — Где они? — повторила она вопрос, чуть повысив голос.
Ответа не было. Казалось, все в зале в миг вдруг потеряли способность говорить.
Я тебя спрашиваю, — тихо повторила она, глядя прямо перед собой и казалось, никого вокруг не замечая. — Тебя, Моего Начальника Имперской Безопасности.
— Их и не было, — проскрипел в тишине хриплый голос начальника имперской контрразведки Сум Га Чиа Ду.
Тихий, невыразительный голос, раздавшийся откуда-то из угла зала, как-то разом всколыхнул замершую в ужасе толпу придворных. Известный ранее лишь по слухам и только по имени, по рассказам редких счастливчиков, невероятным чудом сумевших выскользнуть из загребущих лап Безопасности, он был живой легендой. Никому не известный, которого никто в столице ни разу не видел, а лишь слышал, что есть такой… И который вот сейчас, в эту страшную для всех придворных минуту, внезапно проявивший себя здесь, в этом зале.
Весьма дальний и мало кому ранее известный бедный родственник молодой Императрицы. С которым до сего момента многие из придворных здесь во дворце встречались, но которого ранее никто из-за его бедности старательно не замечал.
Подарки оказались подкинуты этой ночью к дверям канцелярии Вашего величества, — неспешно пояснил он, словно не замечая в ужасе отшатнувшихся в сторону стоявших ранее рядом с ним соседей, — вместе с пояснительной запиской, где было сказано, что это такое и от кого.
Никто не посмел вскрыть подарки без вас. Также как и не посмели скрыть их наличие, хотя уже было ясно, ЧТО это такое. Вы должны знать, моя Императрица, ЧТО Вам прислали. Вы всё должны знать!
— Знать, кто прислал! И что прислал!
— Новенькие? — устало прикрыв глаза, Сухайя старалась не смотреть в сторону мерзости, нанёсшей ей сегодня утром столь чудовищное оскорбление.
Тухлая, полуразложившаяся тушка гигантского рака с преднамеренно отрубленной каким-то, явно тупым лезвием головой. Тщательно заспиртованная в вонючем, белесовато мутном растворе, называемом в тех краях, откуда пришли 'подарки', самогонкой, о чём совершенно недвусмысленно было сказано в записке. Растворе, который только чьё-либо больное воображение может принять за тот прозрачный, божественно прекрасный напиток, представленный ей ранее этой весной.
Намёк, более чем прозрачный, — медленно проговорила она, многообещающе мстительно прищурясь.
Императрица вдруг скупо улыбнулась, собственному каламбуру. Прозрачный намёк на мутную, дурно пахнущую сивухой самогонку, в которой плавала полуразложившаяся отрубленная голова и тушка рака…
И за меньшее, в столице Империи, ЕЁ Империи, можно было расстаться с головой
— Старые кланы, — донеслось до неё едва расслышанное ею негромкое слово, буквально чудовищным молотом вдавившее её в имперский трон.
— Старенькие, — тихо повторила она, неприятно, многообещающе улыбнувшись.
Что сделано, чтобы поймать послов?
— Ищут, — безмятежно отозвался странный, невзрачный какой-то ящер, до того мирно, не выпячиваясь стоявший в стороне, за спинами придворных, и теперь вдруг резко, на весь дворец заявивший о себе. — Посланные в вдогон лодьи не вернулись. Ни одна. Что с ними — пока неизвестно. Попытка прочесать портовый квартал с целью поиска недавно пришедшего или покинувшего порт судна, на котором могли бы, — выделил он это слово, — неизвестные лица появиться в столице, ничего не дала. Способ доставки пока неясен. Ничего!
Не всех, но многих столичных сыщиков нашли этим утром по разным канавам с перерезанным горлом. Очень многих!
Подчёркиваю, моя Императрица. Очень многих! — жёстко повторил он. — А это значит, во дворце поселилась измена.
Стоявшие рядом с ним несколько ящеров придворных, ранее с неподдельным удивлением разглядывающие странного, невзрачного человечка, словно заговорившего вдруг каменного, немого до того истукана, заполошно шарахнулись в стороны. На лицах их был написан настоящий ужас. До них только что, только сию минуту дошло, с кем они рядом стояли. Со страшным ящером, главой ненавистной, всеми презираемой, но от того не менее страшной Службы Имперской Безопасности.