— Рискованно, — сказала Артура. Потолок был также частью пола следующего уровня улья. Если снести его, можно вызвать эффект домино.
— Необходимо, — ответил я. Несколько этажей над нами были заброшены. Те, кто мог убежать от сражений, так и поступили. Однако же, чудовищная плотность населения Пирра означала, что им было некуда идти, для них просто не имелось места. Многие из несчастных все еще прятались в сырых, зловонных отсеках, где стирались различия между жильем, тюрьмой и адом. Они могли погибнуть под обвалом. Хотя Бренкен и приняла решение, ответственность на себя брал я, это была моя идея. Если прольется невинная кровь, она будет на моих руках.
Артура задумалась еще на несколько секунд, продолжая расстреливать мятежников. Давление толпы на нас уже увеличивалось. Долго удерживать нынешнее положение мы бы не смогли.
— Калдис, Ром! — крикнула Бренкен. — Подрывные заряды на колонны справа и слева от нас. Гранатометчики — сосредоточить огонь на опорах напротив. Всем остальным — мы сдерживаем противника внутри!
— Разумное решение, — заметил Асконас. — Эта земля отравлена грехом. Ее нужно очистить.
Бренкен что-то пробурчала в ответ, не глядя на инквизитора. Нам не нужно было одобрения Асконаса, пусть он и давал его. Инквизитор отвернулся от толпы и не поворачивался обратно, пока не кивнул и не улыбнулся нам. Ошибки быть не могло: он благословлял нас. В отвращении я скривил губы под дыхательной маской. Этот человек настолько был уверен в собственной чистоте, что начинал вести себя подобно экклезиарху. Да, власть Инквизиции была обширна, но на мою душу она не распространялась.
Ром и Калдис закинули лазвинтовки на плечи и побежали к углам, уже доставая фугасные заряды из своих рюкзаков. Мы удвоили интенсивность обстрела, чтобы сдержать мятежников и дать двоим саперам время до установки зарядов. Справились они меньше чем за минуту, а на другой стороне склада гранаты уже вышибали куски из колонн. Ром и Калдис вернулись, и Бренкен скомандовала отступление. Мы медленно двигались назад, не ослабляя заградительный огонь. Лазразряды, болт-снаряды и гранаты кромсали мятежников. В моем болт-пистолете закончился магазин, и перед тем, как схватить новый, я снял крак-гранату с пояса и катнул вперед. Заряд детонировал у выхода с лестницы. Пол и ступени расплавились и обвалились, унося с собой горящие трупы восставших. Наступление врага замедлилось ещё на мельчайшую толику.
Инквизиторы тоже отступали, но чуточку неохотно. Снова заметив их огромное любопытство к мятежникам, я сказал себе: «Это важно». Это не могло быть стратегическим интересом. В том, как атаковала толпа, не было ничего примечательного — обычный свирепый натиск. Дело было в другом — или что-то привлекло внимание Асконаса, или он пытался что-то найти.
Мы стреляли в плотную стену тел — промахнуться было невозможно. Не снимая палец со спуска, я обернулся, чтобы рассмотреть лицо инквизитора. Его глаза метались от одного отступника к другому.
Я снова обратил взгляд на врагов. «Эта толпа чем-то отличается, — подумалось мне. — Найди разницу».
Свирепость и грубые модификации тел не были необычными. И признаки мутаций тоже, но эти люди не были еретиками. Они были восставшими, но не культистами. В их лицах не было фанатизма. Они были напуганы.
Напуганы.
Раньше я думал, что они боялись нас, но теперь понял свою ошибку. На лице каждого бедняги, который бежал, прорывался, бросался в нашу сторону, виднелась одна и та же гримаса испуга. Восстание началось из-за ужаса. Эти люди не начинали вторжение на верхние уровни Пирра. Они бежали от того, что было в подулье.
Я ощутил легкий спазм сочувствия — и тут же подавил его. Мое открытие не влияло на необходимость подавить восстание. Какими бы ни были мотивы этих людей, они нарушили имперский закон. С источником ужаса разберутся, но порядок нужно восстановить. Любыми необходимыми средствами.
Мы уже отступили в дверной проем. Всего несколько метров отделяли нас от огромного скопления мятежников, и толпа напирала всё сильнее и сильнее. Люди впереди замедлялись и умирали, но натиск тех, что шли позади, оставался безжалостным. Мы не могли заставить их отступить. Громада отчаявшихся людей продвигалась с непреклонностью гидравлического пресса, так что теперь толпу могла остановить только внезапная массовая гибель.
Передовые мятежники достигли дверного проема. Мы пристрелили их, но умерли они уже вне помещений склада.
— Бежим! — рявкнула Бренкен.
Последний залп из гранатометов сдержал толпу ещё на несколько секунд, пока мы отступали к жилым зданиям в надежде на укрытие.
Мы добрались до узкого прохода.
— Давай! — скомандовала капитан.
Ром сдавил детонатор. Изнутри склада донеслось содрогающееся «хрррусть», звуки взрывов и падения камней. Здание потеряло вертикальную устойчивость и мгновенно обвалилось, полностью исчезнув в грохоте обломков и лавине удушливой пыли. Рухнула крыша, а вместе с ней всё, что она поддерживала на верхнем уровне. Началась кошмарная цепная реакция. Каскад разрушений нарастал, словно весь улей пытался свалиться в воронку склада. Обвал распространялся у нас над головами. Камень и металл градом летели на землю, содрогавшуюся от толчков. Чуть впереди от моих ног открылась трещина, и я представил, как этот уровень тоже обваливается вниз, сокрушая нас в предсмертных судорогах. Кусок скалобетона размером с человека врезался то в одну, то в другую стену, а затем развалился на куски за мгновение до того, как раздавить меня. Мы забрались глубже в промежуток между зданиями. Здесь мы были под защитой от крупных обломков — конечно, если эти жилблоки устоят.
Грохот над нами стих, и мы остановились. Обернувшись, я посмотрел в направлении склада.
Пыль затмила всё освещение. В дыхательном аппарате она не чувствовалась, но дышал я с определенным трудом. Гром разрушения был оглушающим, поэтому криков не было слышно. Ослепленный пылью, я не мог видеть жертв. Многие сочли бы это за милость, я отвергал её. Заставлял себя думать о погибших, будь то отступники или невинные. Только что погибли десятки тысяч мятежников. Сколько верных граждан Империума тоже встретили смерть? Узнать невозможно. Было бы легко укрыться за этим невежеством, но я не отвергал груз случившегося. Если бы я попытался это проигнорировать, попытался сделать что-либо помимо абсолютного осознания собственных действий и последствий своих решений, то подвел бы самого себя и нарушил свой долг. Думать о том, что приказ отдавала Бренкен, стало бы бесчестным. Это я принял стратегическое решение и настоял на нем.
