Райкен запнулся. Шесть с половиной часов, чтобы загнать три тысячи мужчин и женщин в тяжёлые грузовые транспорты, челноки и наземные поезда? После таких скверных новостей майору захотелось быть поразительно честным.
— Полковник Саррен будет взбешён.
— Полковник Саррен принял приказ любезно и с подобающей верностью своему долгу. Вижу, тебе ещё стоит кое-чему поучиться у командира.
— Отлично. Теперь скажи, почему в Хельсрич послали именно нас. Я думал, что на этой навозной куче сидят Инсан и его 121-ый.
— Сегодня утром полковник Инсан скончался от отказа аугметического сердца. Его заместитель попросил прислать лично Саррена и генерал Куров согласился.
— Так старый пьяница наконец-то умер? Нечего было злоупотреблять сваренным в гараже самогоном. Ха! Целая куча аугметики, и он всё равно откинул копыта через шесть месяцев. Мне это нравится. Просто отлично.
— Майор! Проявите хоть каплю уважения.
Райкен нахмурился, — знаешь, а ты мне не нравишься.
— Как жаль, — ответила помощник генерала, не скрывая мрачной недовольной ухмылки. — Потому что тебе назначили офицера по связям с астартес и ополченцами, — она выглядела так, словно съела нечто кислое, и оно всё ещё оставалось на языке. — Так что… я лечу с тобой.
Почти незаметно меж ними проскользнул миг странного понимания. В конце концов, их отсылают в одно место. На мгновение их глаза встретились, и почти возникло нечто вроде фундамента вынужденной дружбы…
Сразу рухнув, когда Райкен пошёл прочь.
— Ты мне всё равно не нравишься.
— Улей Гадес не продержится и недели.
Голос мужчины был старым, а сам он выглядел на все прожитые годы до последнего часа. На ногах он держался благодаря смеси минимальной омолаживающей химической хирургии, грубой бионике и вере в Императора, зиждившейся на ненависти к врагам Человечества.
Он понравился мне, как только попал в захват целеуказателей шлема. В каждом его слове звучали праведность и ненависть.
Он не должен был занимать здесь высокое положение — не настолько высокое. Он был лишь комиссаром Имперской гвардии, и это звание не должно заставлять генералов, полковников, капитанов и магистров орденов Адептус Астартес соблюдать вежливую тишину, когда началось боевое планирование. Но для людей на военном совете и жителей Армагеддона он был Стариком, любимым героем прошедшей пятьдесят семь лет назад Второй войны.
И не простым. А тем самым героем.
Его звали Себастьян Яррик. И это имя должны уважать даже мы, астартес.
И когда он говорил нам всем, что через считанные дни улей Гадес будет уничтожен, то сотня имперских командующих, людей и астартес, ловила каждое слово.
Одним из них был я. Это будет моим первым боем в должности командира.
Комиссар Себастьян Яррик склонился над гололитическим столом. Одной рукой — от другой осталась лишь культя — он ввёл координаты на цифровом инфопланшете, и мерцающая от нетерпения проекция улья Гадес расширилась, чтобы показать оба полушария планеты в слабой детализации.
Старик, худой и морщинистый человек с резким лицом с выпирающими костями, показал на часть карты, которая демонстрировала улей Гадес и окружающие территории. В большинстве своём — пустоши.
— Шестьдесят лет назад, — заговорил он, — Великий Враг был повержен в Гадесе. Здесь, своей обороной мы выиграли войну.
Отовсюду донёсся согласный шёпот. Голос комиссара передавали по всему обширному залу парящие дроны-черепа, в их челюстях были установлены вокс-громкоговорители.
Меня окружал знакомый гул работающих силовых доспехов, но запахи и бросающиеся в глаза лица были для меня новыми. По левую руку от меня на подобающем расстоянии, с изорванным и испещрённым бионикой высокомерным лицом стоит Сет, магистр ордена Расчленителей, известный своим воинам как Хранитель Гнева. От него исходит запах священных оружейных масел, текущей под морщинистой кожей могучей крови его примарха и пряный, неприятный аромат хищных королевских ящеров, что охотились в джунглях его родного мира. Сета окружают его офицеры, все как один с открытыми лицами, также изрытыми шрамами и потрескавшимися, как и у их господина. Какие бы войны не вели Расчленители в последние десятилетия — они не пощадили их.
Слева от меня блистает чёрно-бронзовой боевой бронёй мой сеньор Хелбрехт. Баярд, Чемпион Императора, стоит рядом с ним. Оба положили шлемы на поверхность стола, где их безжалостные топфхелмы искажали края гололитического дисплея, а сами всё внимание обратили на престарелого комиссара.
Я скрестил руки на груди и поступил так же.
— Почему? Спросил кто-то. Голос был низким, слишком низким для человека, и разносился по залу без помощи вокс-усилителей. Сотня голов повернулась к астартес в ярко-оранжевом облачении из меньшего ордена, неизвестного мне. Он шагнул вперёд и опёрся кулаками на стол, глядя на Яррика с расстояния почти в двадцать метров.
— Слово предоставляется брату-капитану Амарасу, — объявил стоявший рядом с комиссаром имперский герольд в выглаженной официальной синей мантии своего ведомства. Он трижды ударил об землю древком посоха. — Командующему Ангелами Огня.
Амарас благодарно кивнул, продолжая сверлить Яррика немигающим взглядом.
— Зачем вожаку зелёнокожих просто стирать с лица земли место величайшей битвы прошлой войны? Наши войска должны как можно быстрее собраться в Гадесе и приготовиться защитить улей от массированного удара.
По рядам собравшихся командиров прошёл одобрительный шёпот. Воодушевлённый Амарас улыбнулся комиссару.
— Человек, мы Избранные Императора. Мы Его Ангелы Смерти. Мы обладаем столетиями боевого опыта, который и не снился твоим сторонникам.
— Нет, — возразил кто-то другой. Голос превратился в рождённый воксом рык, доносящийся из громкоговорителей шлема. Я сглотнул, когда герольд вновь трижды ударил посохом.
Я и не заметил, что произнёс это вслух.
— Слово предоставляется брату-капеллану Гримальду, — заговорил он, — реклюзиарху Чёрных Храмовников.
Гримальд покачал головой, глядя на собравшихся командиров. Больше сотни — люди и астартес, и все собрались за огромным столом в этой переоборудованной аудитории, где когда-то проводились унылые театральные представления, как бы они не выглядели в этом индустриальном мире. Буйство цветов, геральдических изображений, символов единства, разнообразных униформ, полковых обозначений и иконографии. Генерал Куров стоял за плечом комиссара, во всём полагаясь на Старика.
