У него хватило времени на три мысли. Первая — что после всего, что он пережил, было крайне глупо погибнуть вот так. Вторая сообщила, что ему очень, очень больно.
Затем в него на полной скорости врезался вал, с треском ударив о броню всей силой плазменного взрыва. От удара треснул визор шлема и растрескалась грудная пластина доспеха. Внутрь тут же ворвалась пустота.
Безвольной куклой кувыркаясь после удара и оставляя за собой след из капель крови и кислорода, с мутнеющим взором, Чернокрылый подумал еще кое о чем. Краем глаза он заметил нечто серое, с плавными, прямыми гранями, гораздо большее, чем «Науро» и любой другой объект.
Хвала Всеотцу, понял Чернокрылый, прежде чем кровь засочилась из глаз и ослепила его. Это же «Готтхаммар».
Оковы исчезли. Старик отступил, посох выпал из рук и со стуком покатился по полу.
Железный Шлем бросился на него, быстрый, словно удар молнии. Ледяной клинок рассек воздух, заканчивая начатую траекторию. Великий Волк поправил ее с учетом движения цели.
Мужчина даже не пытался защититься или уклониться от клинка. Освобожденные от оков мускулы Железного Шлема мгновенно вернулись к жизни. Ледяной клинок не промахнулся, вскрыв грудь врага по диагонали, от плеча до пояса.
Старик в последний раз посмотрел на Великого Волка, каким-то образом еще оставаясь живым. Его единственный глаз сверлил Волка непроницаемым взглядом.
А затем старик рухнул на пол в лужу крови. Железный Шлем возвышался над ним, готовясь ударить снова, зная лукавство Предателя. Волчий гвардеец одним прыжком оказался рядом на платформе, жаждая защитить своего вождя от отвратительной силы примарха и его демонических союзников.
Но никто не появился. Вздох проплыл в тяжелом воздухе зала, задев знамена. Единственными звуками были тяжелый топот бронированных ног по лестнице и немедленный громогласный рык Стай.
Мужчина был мертв. И оставался таким.
Железный Шлем опустил взгляд на труп, все еще задыхаясь от борьбы с малефикарумом. Он знал, что должен испытывать радость. Чувствовать хоть что-нибудь. Но вместо этого была пустота. Внутри самого себя он слышал только горестный вой.
Подошел Фрей. Как и Великий Волк, рунный жрец не чувствовал того животного восторга, что должен был бы ощущать.
— Что это было? — спросил Железный Шлем, растерянный, как ребенок. Он ощутил, как поднимается тошнота. Да, задача многих десятилетий была достигнута, но об этом не говорило ничего, кроме легкого смущения и подташнивания.
— Это был примарх, — промолвил Фрей, смотря на тело на алтаре. — А теперь его нет.
— Значит, я убил его?
В голосе Великого Волка против воли прозвучало отчаяние. Он знал, что не убил.
— Что-то умерло, — отозвался жрец. Как и у Железного Шлема, в нем не было ни следа обычной уверенности. — Но я не…
— Лорд!
В голосе Рангра звенела тревога.
Жаровни разгорались все ярче. Сапфировое пламя выплескивалось наружу столбами кипящей, переливающейся энергии. Мощный свет отбрасывал чернильные тени в углы зала. Знамена теперь освещались полностью, демонстрируя эмблемы рот. Железный Шлем повернулся, чтобы посмотреть на них, наконец осознав их важность. Он ошибался. Эти полотнища не были знаменами Тысячи Сынов. Они никогда ими не были.
— Стая Адрга, — пробормотал он, узнавая скрещенные клыки на фоне лунного серпа. — И Грамма. И Беорга…
Фрей скользнул взглядом по залитым светом полотнищам. За ними на стенах зала были вырезаны рельефы. Все они запечатлели знакомые события в характерной угловатой манере. На одной фреске возвышались пирамиды, точные копии тех, что были на Гангаве. На другой виднелся «Готтхаммар» на орбите. Подкрепление с Фенриса, разрушение генераторов пустотных щитов, все было здесь. Даже изображение Великого Волка с автопушкой в горящей башне.
Все это было предвидено.
Рангр сжимал цепной меч, готовый к атаке. Как и все Волки в зале, он был готов ко всему, охваченный яростью. Его сердца бились в унисон.
— Лорд, что означают эти эмблемы? — спросил волчий гвардеец.
— Это Фенрика, но не знамена известных мне Великих рот.
Железный Шлем двинулся прочь от платформы, тяжело спускаясь по лестнице. Как и остальные, он держал ледяной клинок активированным. Тошнота отступила, сменившись ледяным ужасом.
— Это знамена наших родичей, — прорычал он с ненавистью. — Волчьих Братьев. Потерянных.
Фрей присоединился к Великому Волку, и вдвоем они быстро спустились с пирамиды. Свита молча последовала за ними.
— Братья были расформированы более двухсот лет назад, — сказал Фрей. — Я не понимаю…
— Тебе всегда так говорили, рунный жрец, — прорычал Железный Шлем, теряя терпение. Вся его ярость, вся жажда убивать внезапно отхлынули, оставив почти физическую боль. — Слишком много неясностей. Это место — насмешка над нами. Вернемся на орбиту и оттуда уничтожим это место.
Когда он приблизился к дальней стене зала, где золотая арка нависала над выходом, жаровни внезапно сменили цвет. Из ослепительно-сапфирового свет стал тошнотворно-зеленым, ярким и нестерпимым. Эмблемы Волчьих Братьев стали расплываться, гротескные в плавающем свете.
А затем с резким металлическим скрежетом из стен зала выдвинулись массивные противовзрывные двери. Повсюду открывались отверстия, источая в центральный зал все больше изумрудной отравы. Из болотного тумана появились темные тени, сгорбленные и исковерканные. Они походили на космодесантников, но были чудовищным образом изменены. У одних вместо конечностей выросли щупальца, у других бесформенные головы венчались рогами. Броня была порвана и содрана, пластины выдавлены растущей нечистой плотью. Линзы шлемов мерцали зловещим колдовским светом, пронизывая даже клубившиеся из отверстий миазмы. Они не шагали, а ковыляли, тащились или ползли, вытаскивая свои изломанные тела, цокая раздвоенными копытами и когтистыми птичьими лапами.
Когда твари выбрались на падавший из жаровен свет, их происхождение стало яснее. Боевые доспехи, когда-то серые, венчались тотемами и охотничьими амулетами. Обрывки шкур свисали с покореженного керамита. Изображения клыков и руны украшали их грудные пластины и наголенники, но растянулись в нечто новое и кощунственное. Выбравшись на открытое место, мутировавшие воины начали издавать подобие боевого клича. Звуки эти были кошмарным хором страдания и скверны, что отражался от высоких стен и наполнял зал извращенной ненавистью.
— Бич Волков, — выдохнул Фрей, которого наконец озарило. — Это не он. Не мы. Они.
