Разумеется, это была всего лишь игра света и тени.
Соберись, парень. Машину просто задел какой-то маленький обломок. Город, наверное, разваливается на части уже целую вечность. Повстанцы бежали, и в этой могиле, кроме нас, нет ни единого живого существа.
Почему-то такие мысли не успокоили Хардина.
Затрещал вокс, нарушив почти усыпляющий ритм, с которым дождь барабанил по стеклу.
— Вендрэйк, прием, — отозвался пилот.
Единственным ответом стало бормотание помех, и всадник повторил отзыв, но с тем же результатом. Постепенно раздражаясь, капитан отключил связь и направился дальше. Проливной дождь ослабил жару, в кабине стало холодно и сыро; Хардину неожиданно захотелось поскорее вернуться в лагерь, но из-за плохой видимости приходилось двигаться медленно и осторожно. На такой скорости он не успел бы вернуться до рассвета.
Снова зашипел вокс. Нахмурившись, капитан резким щелчком переключил на отправку:
— Говорит Вендрэйк. Кто, в Семь Преисподних вашу мать, на связи? — новые помехи. — Квинт, это ты? Слушай, мне сейчас не до игр.
Раздался почти неслышимый вдох, словно волна белого шума вынесла что-то на берег. Хардин наклонился к воксу, и, сосредоточенно хмуря брови, попытался разобрать звук за помехами. Казалось, что на той стороне кто-то дышит, резко и неравномерно, словно забыл, как правильно…
— Кто это? — прошептал капитан.
— Говорит «Бель дю Морт», — голос был хрупким, как сухие листья на ветру, таким слабым, что мог, наверное, быть просто игрой воображения.
Мое воображение здесь ни при чем.
Внезапно Вендрэйк понесся вперед на головокружительной скорости, не боясь свернуть шею. Он стремился как можно скорее убраться с этих облюбованных призраками улиц.
«Бель дю Морт» был позывным Леоноры.
Когда из дождя возникла подпрыгивающая троица блуждающих огоньков, Оди Джойс подальше втиснулся под укутанную тенями колоннаду, задержал дыхание и стоял так, пока свет фар не погас вдали. Юноша не совсем понимал, почему скрывается от патруля, но предполагал, что ему начнут задавать вопросы типа «что ты делаешь здесь, под дождем, когда можешь свернуться калачиком в жилтенте». Сейчас Оди не хотел отвечать на вопросы, а хотел, чтобы его просто оставили наедине с Императором.
Крепко зажмурившись, новичок продолжил разговаривать с Ним, молясь быстро и изо всех сил. Только так он мог остановить слезы. Если бы Джойс позволил им литься, то быстро утонул бы, а этого он допустить не мог, только не сейчас, когда Император рассчитывал на него. Дядя-сержант Калхун погиб, и мама Мод жутко разозлилась бы на сына за то, что он позволил этому случиться. Она никогда не смогла бы понять, что старик сейчас с Императором, вечно сражается с мертвыми еретиками и присматривает за Оди, чтобы тот не прекращал посылать их к нему. Вот так вот всё было устроено: живые и мертвые были частью одной здоровенной мясорубки правосудия, а Император сидел на самом верху, как Главный-по-Мясорубке. Юный Джойс точно не знал, жив Он или мертв, но предполагал, что и то, и другое. С Императором вообще всё было очень сложно.
Услышав смех из жилтента неподалеку, новичок скривился. Как «Пылевые змеи» могли праздновать, когда только что потеряли своего сержанта? Оди думал, что отделение будет вместе молиться всю ночь, но после того, как они добрались до города язычников, бойцы засели за карты и выпивку, как будто ничего плохого не случилось. Жук даже пытался Джойса к ним заманить…
— Да мы просто так поминаем сержанта и выпускаем пар, — сказал тогда полукровка. — Знаешь, парень, если не прогибаться чуток под ударами судьбы, они тебя напополам сломают.
На минуту Оди почти поверил ему, но потом этот местный уродец, затесавшийся в дружки к Клэйборну, предложил юноше выпивку, какую-то местную гадость, от которой он, наверное, превратился бы в гриб. Увидев, как это круглое лицо с рыбьими глазами ухмыляется ему из-под честного арканского кепи, Джойс взорвался. Рыча, словно ящер прерий, он толкнул мутика так, что тот повалился наземь, и стремглав выбежал из тента.
Прислушиваясь к смеху «Пылевых змей», новичок решил, что они просто слишком тупые, чтобы понять — с отделением покончено. Их осталось всего семь, и это считая Туми, от которого не было никакой пользы, а только вред. Медики считали, что снайпер никогда не оправится от удара по голове, полученного в лодке. Услышав это, Оди взбесился: идиот с отбитыми мозгами выжил в засаде, а дядя-сержант Калхун погиб! Раньше он жалел Корта, но теперь ненавидел его. Точно так же Джойс ненавидел «Пылевых змей», за их глупый смех, и грязные шуточки, и всё прочие мелкие богохульства. Юноша не сомневался, что святой Гурди-Джефф назовет их еретиками.
Неожиданно Оди захотелось узнать, чем сейчас занят святой.
Исповедник Йосив Гурджиеф прибыл в Раковину на заре. Дождь наконец-то прекратился, и руины окутал ореол тумана, завитки которого клубились вокруг тарахтящей канонерки летийца. Он поднялся по великой реке Квалаквези и пересек городскую черту в центральном канале некрополя. Стоя на бронированном носу корабля, Йосив смотрел, как мимо проплывают развалины, схожие с гигантскими окаменевшими актиниями — возникают из смога и вновь скрываются в нем. Это был первый визит Гурджиефа в мертвый город, но реку он помнил хорошо, ибо когда-то давно странствовал по тернистым путям её долины.
Говорили, что человек может пересечь по Квалаквези весь континент, но исповедник сомневался, что многие сумели бы осуществить подобное путешествие, поскольку в глубине материка единое русло разделялось на множество переплетенных притоков. Этот лабиринт, в котором заблудившийся странник мог вечно описывать круги, назывался Клубком Долорозы. Однажды Йосив вошел туда и вернулся, но часто спрашивал себя, действительно ли он покинул Клубок.
Пока канонерка плыла сквозь укутанную дымкой зарю, мысли Гурджиефа возвращались к тому безумному странствию. Шел первый год пребывания летийцев на Федре, и адмиралу Карьялану потребовались добровольцы для рекогносцировки незаселенных земель в тылу врага. Опасная работа, но Йосив, тогда только что произведенный в лейтенанты, мечтал сделать карьеру. Изображая одинокого паломника в поисках просвещения, мореход втерся в доверие к племени кочевников, называвших себя «ниррода». Даже по меркам Федры они были вырожденцами, но поверили в ложь разведчика и позволили ему присоединиться к скитаниям в долине Квалаквези.
И, со временем, легенда Гурджиефа из прикрытия превратилась в чистую правду, ибо в глубине Клубка все мысли о шпионаже и войне забылись, словно потускневшие сны после пробуждения, и больше ничего не имело значения, кроме похода в поисках Истины Бога-Императора.
