Брайан Херберт - Охотники Дюны

Шиана бесстрашно прошлась между кольчатых тел, словно это были обычные деревья. Они с червями всегда понимали друг друга. Немногие пассажиры корабля-невидимки отваживались входить в отсек червей после того, как они выросли и стали угрожающе большими. Шиана осталась единственной, кто мог собирать естественную пряность в песке, она добавляла эту пряность к той меланже, которую куда в больших количествах создавали в аксолотлевых чанах корабля-невидимки.

Шиана, ориентируясь по запаху, пошла к тому месту, где можно было с наибольшей вероятностью отыскать коричный цветок. Подобные вещи давным-давно делали все дети их деревни. От продажи нанесенной ветром на дюны меланжи они выручали деньги на покупку инструментов и оснащения. Теперь всей той жизни пришел конец, как и самому Ракису…

В Другой памяти Шианы снова всплыл на поверхность чарующий древний голос Серены Батлер. Шиана говорила с ней вслух.

— Скажи мне одну вещь: как может Серена Батлер быть среди моих предков?

Если ты копнешь глубже, то найдешь меня среди них. Ищи предка за предком, поколение за поколением… Но Шиану было не так-то легко убедить.

— Но единственное дитя Серены Батлер было убито мыслящей машиной. Именно это и привело к Джихаду. У тебя не было других наследников, других потомков. Как же ты можешь находиться в моей Другой Памяти, где я могу тебя найти, как бы глубоко я ни копала?

Она взглянула на странные тела червей, словно где-то на них запечатлелось лицо женщины-мученицы.

Но ведь я же здесь, просто ответила Серена. Древний голос не сказал больше ничего, но Шиана понимала, что лучшего ответа не дождется.

Пройдя мимо ближайшего червя, Шиана провела рукой по шероховатому сегменту. Она чувствовала, что черви мечтают о свободе, они хотят найти открытый простор, где могли бы совершать дальние походы, где могли бы захватывать свои территории и устраивать битвы за них и распространять свое господство.

День за днем Шиана наблюдала их жизнь с галереи. Она видела, как черви кружат по отсеку, определяя его границы, зная, что должны ждать… ждать! Ждатъ так же, как футары, меряющие нетерпеливыми шагами свой питомник, как беженки Бене Гессерит, как евреи, как Дункан Айдахо или Майлс Тег и дети-гхола. Все они заперты здесь, у каждого своя одиссея. Но есть же надежное и безопасное место, куда они наконец придут.

Отыскав ржавое пятно на песке, Шиана наклонилась и собрала меланжу в свою герметичную корзину. Эти черви производили мало пряности, но поскольку она была настоящая и свежая, Шиана оставляла большую ее часть для своего собственного потребления. Несмотря на то что полученная в аксолотлевых чанах меланжа была химически идентична природной, Шиане недоставало, помимо всего прочего, непосредственного контакта с червями, хотя, конечно, все это было лишь плодом ее воображения. Пряность есть пряность. Преимущество природной меланжи было действительно плодом ее воображения. Как Серена Батлер? Или Сайадина Рамалло?

Черви отступили и принялись зарываться своими большими телами в песок, а Шиана продолжила сбор пряности.

В медицинском центре — или, лучше сказать, в камере пыток! — раввин стоял на коленях рядом с большим женским телом и, как он часто это делал, горячо молился.

— Пусть наш древний Бог благословит и простит тебя, Ребекка. — Несмотря на то что теперь это было лишенное мозга создание, нисколько не похожее на женщину, которую он когда-то знал, раввин упорно называл ее именем, каким ее когда-то нарекли. Она сказала, что будет видеть сны в своем вечном покое, будет блуждать среди тысяч жизней внутри нее. Было ли это правдой? Несмотря на все, что он видел и ощущал в этой камере ужаса, он будет помнить, кем она была, и воздавать ей почести.

Десять лет она была чаном!

— Мать чудовищ. Как ты могла позволить им это сделать, дочь моя?

Теперь, когда проект гхола был приостановлен, ее тело перестало служить даже этой цели, ради которой она пожертвовала жизнью. Как все это ужасно!

Обнаженный живот Ребекки, опутанный проводами и трубками, не был вздут, но он много раз видел это чрево, вынашивающим неестественных детей, и, вероятно, это было так кощунственно, что даже Бог отвратился от нее. Ребекка и еще две сестры Бене Гессерит, вызвавшиеся стать такими страшными созданиями, лежали на стерильных койках. Аксолотлевые чаны! Даже само название звучало неестественно, в нем не было ничего человеческого.

В течение нескольких лет эти чаны производили гхола; теперь они секретировали химические предшественники, которые затем перерабатывали в меланжу. Тела этих женщин были превращены в ужасные, отвратительные фабрики. Жизнь в этих телах поддерживали непрерывным вливанием питательных жидкостей и растворов.

— Можно ли платить такую цену за ради какой-то земной цели, какой бы благой она ни была? — прошептал раввин, сам не понимая, кого он заклинает — Всемогущего в молитве или в беседе с Ребеккой. Как бы то ни было, но ответа он не получил.

Содрогнувшись, он коснулся пальцем живота Ребекки. Доктора Бене Гессерит часто упрекали его за это, прося не трогать «чан». Но, несмотря на презрение к тому, что сделала Ребекка, он бы никогда и ни за что не причинил ей вреда. Он вскипал при одной мысли о том, что не может уже спасти ее.

Раввин видел и детей-гхола. Они казались достаточно невинными, но его невозможно было обмануть. Он знал, зачем появились на свет эти генетически древние дети, и не хотел участвовать в осуществлении этого коварного плана.

За тихим гудением аппаратуры он услышал, как кто-то вошел в медицинский центр; подняв голову, он увидел бородатого мужчину. Тихий, компетентный и разумный, Иаков взял на себя обязанность служить раввину, приняв эстафет) у Ребекки.

— Я знал, что найду вас здесь, рабби. — Лицо его было суровым и укоризненным. Так смотрел и сам старик, когда не одобрял чьего-то поведения. — Мы ждем вас, уже время.

Раввин взглянул на хронометр и понял, насколько он опаздывает. Согласно их вычислениям и обычаям наступил вечер пятницы, время начала суточного шабата. Он должен произнести молитвы в их импровизированной синагоге; он прочтет двадцать девятый псалом из древней Книги Хвалений (а не из этой ублюдочной Оранжевой Католической Библии), потом его прихожане будут петь.

Занятый молитвой и борясь со своей совестью, старик потерял счет времени.

— Да, Иаков, я иду, прости меня.

Мужчина взял раввина под руку и помог ему встать и идти, хотя старик не нуждался в посторонней помощи. Иаков наклонился к нему и вытер слезу, катившуюся по его щеке.