Аэкон смотрел вниз, на ноги.
— Воину не нужны ни ненависть, ни страх, сынок. Это мешает рациональным военным действиям. Приад не станет тебя ненавидеть. Скорее, даже поймет тебя. Но исключит из Дамоклов.
Аэкон застонал.
— Выбора у него не будет. Ты знаешь об этом, — Хирон прислонил острогу к дереву и тщательно пригладил заплетенные в косу седые волосы. — Таковы правила фратрии. Ныряния в котлован запрещены. Ты опять вернешься к претендентам.
— Но ты же с этим не согласен? — спросил Аэкон.
— Почему это?
— Потому что… ты сказал, что не скажешь Приаду.
— Я беспрекословно подчиняюсь приказам ордена, — заявил Хирон. — Но я апотекарий, поэтому обладаю некоторой широтой взглядов и свободой. Я пришел на пляж поплавать. Я ничего не видел.
— Спасибо.
— Не нужно словесной благодарности, — презрительно бросил Хирон. Он отошел на несколько шагов и взял свои вещи: кожаные тренировочные латы и наголенники, пояс для ножей, сумку, красный льняной хитон, сандалии. И начал одеваться.
Аэкон наблюдал за ним.
— Как ты узнал, брат-апотекарий? Как догадался, что я собираюсь это сделать?
Хирон натянул хитон через голову, разгладил одежду и начал скреплять кожаный нагрудник.
— Для обучения и тренировки мы на девять дней прибыли на далекий перешеек Кидидес, страну лесов и холмов, где много морских бухт для состязаний в плавании. Но каждая душа во фратрии отлично знает, что на перешейке есть один залив, в котором находится определенный котлован, известный по апокрифам ордена. Во время длительных учений, таких как эти, непременно находится один молодой бахвал, который улучает момент удрать, испытать свою силу и стать членом тайного клуба. Я же смотрю в оба. Обычно этим грешит один из самых молодых, так что я подумал на тебя или Диогнеса, хотя смельчаком мог бы стать один из претендентов. Я решил, что это будешь ты.
— Почему?
— Потому что нынешние претенденты — толпа посредственностей, у них ума не хватит, да и кишка тонка так рисковать. А Диогнес, как мне кажется, уже все себе доказал. Ты же самый неопытный из нас, и тебе кажется, будто ты прозябаешь в тени бойцов отделения, включая Диогнеса.
— Я в самом деле настолько прозрачен? Настолько… слаб?
Хирон улыбнулся, завязывая сандалии.
— Это было только предположением. По правде говоря, я догадался по одной мелочи. Для девятидневных учений положен основной комплект. Абсолютный минимум. Учебные доспехи, щит и копье, масло и точильный камень в одном мешке, вокс-передатчик в другом. Я заметил у тебя под ободом щита еще один, небольшой, но тяжелый. Твое приношение.
— Мне следовало догадаться! От тебя ничего не спрячешь, — рассмеялся Аэкон.
— Верно, — Хирон закрепил на лодыжках поножи, посмотрел на Аэкона и спросил:
— Ну, так что? Тебе удалось?
Аэкон дернул ремешок и протянул небольшой мокрый мешок. Пустой. И усмехнулся, не смог сдержаться.
— Отлично, — поднял бровь Хирон. — Итак, теперь ты покоритель котлована. Один из немногих дураков.
— Я не считаю себя дураком, — сказал Аэкон. — Полагаю, испытание вполне достойное. Мы чувствуем себя в безопасности в наших боевых доспехах, с нашими улучшенными костями и мышцами. Каждый день мы просыпаемся и ощущаем себя богами. Полезно разок почувствовать себя уязвимым. Осознать предел сверхчеловеческой плоти. Ощутить опасность, самую настоящую.
— И страх?
— Не было страха, — покачал головой Аэкон. — Ни на миг. Но я чувствовал, что прохожу проверку как человек, а не супермен.
— Медес, — сказал Хирон, поднимая боевой щит и поудобней перехватывая его рукой.
— Что?
— Это не ты говоришь, а брат-капитан Медес. Не утруждайся отрицать это, я слышал его речи. Медес из отделения «Сципион», храбрейший из храбрых. Говорят, что сам Сципион основал сей тайный клуб ныряльщиков, и обряд практикуется по сей день наперекор приказу ордена. За выдающиеся заслуги, за элитарность, магистр ордена предоставляет бойцам «Сципиона» некоторую свободу. Не позволяй себя втягивать в их безрассудства.
— Не буду, брат.
— И все же ты нырнул в котлован. Аэкон, в истории нашей фратрии остались имена тридцати семи братьев, погибших в нем. Поэтому ритуал был запрещен. Пустое расточительство, — Хирон сделал паузу. — Кстати, — добавил он, — я понимаю, отчего молодежь так настойчиво делает это. Ты бы хотел попасть в «Сципион», сынок?
— Нет, конечно.
— Отделение «Дамокл» недостаточно хорошо для тебя?
— Нет!
— Тогда не будем больше об этом. Собирайся. Лучше присоединиться к остальным, пока нашего отсутствия не заметили.
Аэкон встал. Свернул в клубок пустую сумку и зашвырнул в кусты. По песку Хирон пошел за ним туда, где Аэкон оставил свои вещи. Их он положил в щит, который повесил на низкий сук, чтобы туда не забрались муравьи.
— Сколько? — спросил Хирон Аэкона, пока тот одевался.
— Что сколько?
— Ты должен был считать. Сколько?
— Двадцать шесть, — отвечал Аэкон.
— Невозможно.
— Я абсолютно уверен. Двадцать шесть. Плюс-минус десять секунд. У меня вкралась погрешность в счет, но меньше этого быть не может.
— Ты неправильно сосчитал, — заявил Хирон. — Ни одному не удалось продержаться больше двадцати трех минут.
Тихо и безмолвно пробирались они по залитым солнцем джунглям. В двадцати шагах слева от него шел Андромак, Пиндор — в двадцати шагах справа. Воздух был плотным и липким, пестрые мухи дремали средь ползучих лиан. Сквозь купол зелени проникали лучи солнечного света — прямые и будто бы прочные, как копья, которые они несли на правом плече.
Щиты подняты вверх, так, чтобы обод приходился под глазами, плечо вперед. Пальцы Приада сжимали древко копья. Воины сняли и для сохранности прикрепили острые, как бритва боевые наконечники к внутренним сторонам щитов. Вместо боевых лезвий копья были увенчаны тупыми учебными наконечниками.
На просеке — никакого постороннего звука, только пение птиц и шелест капель. Приад посмотрел на Пиндора, и бывалый воин отвечал ему взглядом: впереди, правее.
Они заняли позиции и неподвижно замерли меж мощных корней древних деревьев. Теперь и Приад слышал, что кто-то идет. Кто-то приближался, тихо, но все же недостаточно бесшумно.
Ждать… Ждать…
Левую икру Приада пронзила жгучая боль. Он вздохнул, но более не издал ни звука и медленно повернул голову. Среди корней, куда Приад поставил ногу, обнаружилось укромное гнездо двухметровой змеи с зеленой спиной. Потревоженная, она вонзила ему зубы в ногу пониже колена, где сходились края поножей. Вот она, вцепилась в мышцу и впрыскивает яд в его тело.
