— Что со Святилищем?
— Потеряно, — Маралин сглотнула.
— Выжившие?
— Их мало, и большинство ранены. Улей пал, Святилище ордена Пресвятой Девы-Мученицы захвачено врагом. В сообщении говорится, что у уцелевших недостаточно сил, чтобы отбить храм назад. Сёстры нашего ордена спешат на помощь из пустошей Пепла и Пламени.
— Значит Темпесторы больше нет. А что со Стигией на севере?
— Всё ещё нет сообщений, настоятельница. Вне всякого сомнения, их осаждают, как и нас.
Руки старой женщины задрожали, хотя обычно по неизвестной ей причине письмо действовало успокаивающе. Сейчас их била дрожь, и настоятельница положила заполненный пергамент на неровную стопку остальных бумаг.
— Хельсрич продержался недели, но осталось совсем недолго. Осада докатилась почти до наших дверей.
— Поэтому… мне стоит перейти ко второму утреннему сообщению, настоятельница, — Маралин снова сглотнула. Ей было не по себе, и девушка возмущалась, что именно её выбрали, чтобы передать новость, но она была самой молодой и потому часто исполняла подобные поручения.
— Говори, сестра.
— Мы получили сообщение от командующего Адептус Астартес в городе. От реклюзиарха. Он заявил, что его рыцари уже движутся сюда и будут сражаться рядом с нами.
Настоятельница сняла очки и протёрла стёкла мягкой тканью. Затем осторожно одела и посмотрела прямо на молодую девушку.
— Реклюзиарх ведёт сюда Чёрных Храмовников?
— Да, настоятельница.
— Хмм… А он случайно не сказал о причинах столь неожиданного желания сражаться рядом с орденом Серебряного Покрова?
Нет, но Маралин внимательно изучала любые поступающие по воксу обрывки информации. Это тоже было обязанностью самой младшей, пока остальные сёстры готовились к битве.
— Нет, настоятельница. Полагаю, что это связано с решением полковника Саррена разделить оставшихся защитников по разным бастионам. Реклюзиарх выбрал храм.
— Ясно. Сомневаюсь, что он спросил разрешение.
Маралин улыбнулась. Настоятельница раньше сражалась вместе с Избранными Императора, и многие её проповеди включали сердитые упоминания об их наглости. — Нет, настоятельница. Не спросил.
— Типичный астартес. Хмм. Когда они прибудут?
— До заката, госпожа.
— Ну что ж. Что-то ещё?
Не много. По нестабильной вокс-сети несколько раз упоминались предположения о приближении тяжёлого вражеского титана с севера, но подтверждений пока не было. Маралин упомянула об этом, но мысли настоятельницы прибывали где-то в другом месте. Наверняка с Храмовниками.
— Проклятье, — прошептала пожилая женщина, встала из кресла и поставила перо в чернильницу. — Хватит уже на меня глазеть, девочка. Приготовь мою боевую броню.
Глаза Маралин расширились. — Как давно вы надевали доспех, настоятельница?
— Сколько тебе лет, девочка?
— Пятнадцать, госпожа.
— Ну что же. Скажу лишь, что ты ещё не могла самостоятельно подтереться, когда я сражалась в последний раз, — лоб прошаркавшей мимо старушки едва доставал до подбородка Маралин. — Но будет интересно вновь проповедовать с болтером в руках.
По всему Храму Вознесения Императора сёстры готовились к битве. В Хельсриче было мало войск ордена Серебряного Покрова, и пока что их вклад в битву свёлся к нескольким ожесточённым отступлениям из городских церквей.
Девяносто семь готовых к бою сестёр заняли позиции на стенах и в залах храма, защищая несколько тысяч слуг, сервиторов, проповедников, послушниц и аколитов. Сам храм состоял из расположенной в центре базилики, окружённой высокими рокритовыми стенами, с парапетов которых на город злобно взирали ангелы и отвратительные горгульи. Между стенами и главным зданием во всех направлениях раскинулись акры кладбищ. Тысячелетия назад это были роскошные сады, которые растили и лелеяли первые поселенцы Армагеддона. Они же были погребены здесь, их кости давно обратились в прах, а время стёрло надписи на надгробиях. Рядом с ними лежали и их потомки: святые служители Империума и почитаемые гвардейцы из Стального легиона Армагеддона.
Теперь здесь никого не хоронили — кладбище признали заполненным. В официальных источниках число могил указывали равным девяти миллионам ста восьми тысячам четыреста шестидесяти. Сейчас только два человека знали, что это не так, и лишь одного из них это волновало.
Первым был сервитор, который служил при жизни садовником, и посвятил годы работе, и пока аугметика не лишила его разума и самостоятельности, он во время ухода за растениями подсчитывал могилы. Садовник был любознателен и хотел узнать правду. Своё открытие служитель решил держать при себе, из опасения, что будет обвинён в пренебрежении основными обязанностями. В конечном счёте, он был садовником, а не учётчиком или когитатором. Спустя три месяца после того, как он узнал правду, его поймали на краже коробки с десятиной храма и приговорили к аугметической модификации.
Вторым человеком, кто знал правду, была настоятельница Синдал. Она также лично посчитала могилы за три года. Для неё это было своего рода медитацией, достижением единства с жителями Армагеддона. Она родилась не здесь и, верно служа населению планеты, чувствовала, что такое созерцание вполне уместно.
Конечно, она направляла доклады с поправками, но они застряли в бюрократических согласованиях. Совет кардиналов храма был печально известен пренебрежением к работе с бумагами.
Большинство надгробий стояли близко друг к другу по признакам родства или службы, и они не были одинаковыми — отличались размерами, формой, материалом или наклоном, даже в тех местах где выстроились ровными рядами. Некоторые части кладбища были запутанными словно лабиринт, и найти путь между могилами оказывалось достаточно сложным.
Сам храм Вознесения Императора по имперским стандартам был воплощением готической красоты. Шпили усеивали каменные ангелы и изображения святых примархов Императора. Свет омывал картины на разноцветных витражах, на которых Великий крестовый поход Бога-Императора объединил звёзды под бдительным надзором человечества. Первые колонисты изображались на витражах поменьше, их деяния в сферах выживания и созидания возвеличили до небес, показав поселенцев творцами величественного идеального мира золотого света и мраморных соборов, а не индустриальной планеты, которую они построили на самом деле.
Сёстры ордена Серебряного Покрова не прибывали в праздности в течение месяцев войны, что разоряла другие части города. Небольшие святилища на кладбище стали не только часовнями в честь их основательницы, Святой Сильваны, но и аванпостами с тяжёлым вооружением. Статуи из серебра расположенные на углах — образы плачущих святых в разнообразных позах скорби, триумфа и размышления — безмолвно стояли на страже рядом с турелями и орудийными гнёздами в баррикадах.
