Если бы ведьма не прошла проверку и не вернулась на Провидение в течение семи лет, то, по той же традиции, воину следовало совершить ритуальное самоубийство. Их судьбы были туго сплетены в жизни, и ещё крепче — в смерти. Обоюдоострый топор, висящий на спине великана, был освящен и предназначен для дарования его подопечной Милости, если она окажется во власти варпа. Неудивительно, что «путь вералдура» стал одним из немногих обычаев северян, получивших активную поддержку имперских властей.
— Бог-Император благослови тебя, мистер Мороз, — произнес Элиас, чувствуя странность такого обращения. Называть дюжего северного воина «мистером», как и произносить «леди» в адрес их загадочных, свирепых женщин, казалось абсурдным, но после войны имперские охотники на ведьм жестко прошлись по чужеземному народу. Хотя многие кланы сражались на стороне лоялистов, фанатики стремились «цивилизовать» всех подряд. В первую очередь они лишили дикарей их старых племенных имен. Забери у северянина имя, и ты наполовину завладеешь его душой: такой вот логикой руководствовались имперцы.
Майор попытался улыбнуться стражу.
— Твоя бдительность делает тебе честь, вералдур, но мне нужно поговорить с полковником, — Уайт хотел пройти мимо гиганта, но тот снова перекрыл путь. Посуровев лицом, Элиас поднял голос. — Я здесь по делам Бога-Императора, так что дай дорогу!
Ответа майор не ждал, поскольку воин не мог говорить — ему вырезали язык во время ритуального единения с ведьмой, — но сомнения во взгляде хватило. Простецкое благочестие Уайта было очень по душе солдатам, и после смерти пастора Хоуторна майор выступал в качестве полкового священника. Отсюда и происходила власть Элиаса над этим истово верующим дикарем.
— Отступись во имя Его, вералдур! — театрально прогремел Уайт.
Мороз нахмурился, снедаемый внутренней борьбой двух верностей. Внезапно он наклонил голову, словно внимая неслышимому голосу; разговор у окна смолк, и собеседники теперь смотрели на майора и северянина. С тошнотворной нервозностью Элиас понял, что не ошибся насчет неслышимой речи — ведьма говорила со своим стражем, касаясь его разума собственным сознанием. Секундой позже великан шагнул в сторону.
— Будь я проклят, но не припоминаю, чтобы просил кого-то явиться, — разнесся по галерее голос, полный гнева и прирожденной властности, — но кто-то пришел, так что я, должно быть, в самом деле проклят или просто дурак набитый!
— Вы не дурак, полковник! — откликнулся Уайт. — И ещё не прокляты, если мне позволено заметить.
Наступило молчание, а затем раздался смех, глубокий и горький. Кроме того, в нем звучали какие-то нотки, мало интересовавшие Элиаса.
— Тащи сюда свою тощую задницу, старина. Есть одна вещь, которую ты должен увидеть.
Теперь в голосе полковника сквозило искреннее веселье, и Уайт покачал головой, заранее уверенный, что не сможет подобрать нужные слова и переубедить командира.
Когда майор подошел к окну, ведьма отошла в сторону, скрывая лицо под темным сводом капюшона с чадрой. Энсор Катлер по-прежнему напряженно метался из стороны в сторону, от звезды к звезде, яростно сжимая и разжимая левую ладонь, не снимая правой с навершия сабли. На спине полковника висела широкополая шляпа, которая подскакивала в такт каждому шагу. Судя по черным пятнам на жакете из сыромятной кожи, он так и не почистил одежду после кошмара в каюте № 31, а на правой ноге виднелся глубокий порез от хлесткого удара шипастым щупальцем. Впрочем, Уайт знал, что бессмысленно советовать Катлеру показаться медику. В последнее время бессмысленно было вообще что-то советовать полковнику. В последнее время он слушал только ведьму.
— Посмотри наружу, Элиас, — произнес командир, не сбиваясь с неистового ритма шагов.
Уставившийся в стекло майор увидел раскинувшуюся под кораблем серо-зеленую округлую громадину планеты. Она выглядела влажной и пятнистой, словно огромный гриб-дождевик. Нечистой. У дуги горизонта, на той же высоте, что и транспортник, висел ещё один звездолет — гигантский боевой корабль с тупым носом воинственного вида, с палубами, усеянными орудийными турелями и шипами датчиков. Броню гиганта покрывала мешанина шрамов, среди которых выделялась глубокая борозда в средней части корпуса, след удара, который едва не рассек его надвое. Пробоину явно не ремонтировали, и Уайт подозревал, что любая попытка переместить корабль закончится катастрофой. Левиафан получил смертельную рану, и мир под ним станет его могилой. Если бы не огоньки, мерцающие в бортовых иллюминаторах, Элиас решил бы, что звездолет уже мертв; прищурившись, майор попытался разобрать выцветшее клеймо названия.
— «Реквием по добродетели», — произнес Катлер, словно заглянув в мысли Уайта. — Чертовски странное имя для боевого корабля.
Внезапно полковник остановился и смерил звездолет взглядом.
— Я не доверяю ему, Элиас. А этой поганой планете я доверяю ещё меньше.
Майор помедлил, не зная, ждет ли Энсор какого-то ответа. Уайт всегда гордился умением читать в сердцах людей, но последние пару лет Катлер шаг за шагом становился всё более переменчивым. Всё началось с Троицы и её колокола — клянусь Провидением, этот наполненный демонами город отбросил на 19-й длинную тень.
— Зебастейн. Эстевано. Кирхер, — командир прожевывал слова по одному за раз, явно неособенно наслаждаясь их вкусом.
— Не пойму, о чем вы, полковник…
— Ещё одно имя, которому я не доверяю. Кирхер — имперский командующий Федры, наш лорд и господин до конца войны, — Катлер кивнул на корабль. — Типчик заправляет всем представлением, скрываясь в этом парящем гробу. Не пачкает свои скрипучие сапоги, только посылает хороших парней гоняться за плохими, дергает ниточки и смотрит, как упадут фишки. Называет себя «Небесным маршалом», чтобы, во имя Преисподних, это не значило! Непонятно, откуда он — из армии? Флота? Может, вообще лакей Инквизиции…
Энсор покачал головой.
— Я вообще ничему здесь не доверяю. Это старая война, Элиас. Рядом с ней наше маленькое восстание кажется потасовкой на заднем дворе.
Разозлившись, Катлер всегда начинал растягивать слова, возвращаясь к ефсиманскому говору. Как и Уайт, полковник не заканчивал благородных академий, и это отличало их от большинства представителей арканского офицерства. Да, Энсор был патрицием, но его семья сидела по уши в долгах, поэтому юный Катлер присоединился к Пылевым Рейнджерам, жесткому, но эффективному кавалерийскому отряду. Пока остальные офицеры изучали теорию тактики и стратегии в Темпест-Пойнте, будущий полковник делал себе имя, участвуя в рейдах против диких зеленокожих на Пустошах. Сыромятный жакет, который Катлер носил вместо уставного серого мундира, был наследием тех дней, и в его перевитой шнуровке остались клыки и костяшки пальцев чужаков. Когда Энсор наконец-то получил из Капитолия патент на офицерский чин, на такое одеяние кое-кто посматривал косо. Однако же, ефсиманец не собирался отказываться от жакета. Это была одна из тех вещей, которые делали Катлера самим собой и навлекали на него неприятности. Разумеется, в конце концов Старая Гвардия подрезала Энсору крылышки — полковничьи звезды командир 19-го получил только после окончания войны, и начальство тут же сплавило его в космос.
