С этими словами он покинул место свидетеля и стремительно вышел из зала. В тишине, последовавшей за его ультиматумом, его тяжёлые шаги прозвучали особенно громко. Телохранители на ходу окружили Камарага; его группа, собрав своё оборудование, заторопилась следом.
Встревоженный заявлением Камарага, президент обратился к Сареку.
– Сарек, при всём уважении к представителю Вулкана мы просим о выдаче Кирка и его подчинённых, чтобы они ответили за свои преступления.
Требование президента сказало Сареку о многом. Расследование придёт к выводу, что обвинения обоснованы. Джеймс Кирк и его друзья предстанут перед военным трибуналом.
Чтобы выполнить просьбу Сарека, они рисковали своей карьерой и своей жизнью. Они добровольно прошли через такие испытания, которые большинство находящихся в этом зале не могли бы даже себе представить. И вот какая их ждёт награда.
– При всём уважении к Вам, господин президент, – ровным голосом произнёс Сарек. – Я вижу только одно преступление: отказ Джеймсу Кирку и его друзьям в той чести, которую они заслуживают.
Президент поколебался, надеясь, что Сарек изменит своё решение. Но тот лишь бесстрастно глядел на него, не произнося больше ни слова.
Древнее солнце давало планете Вулкан её две наиболее характерные черты: нестерпимую жару и сухую красную пыль. Этот климат буквально высасывал из Джима все соки. Из-за слишком низкого содержания кислорода в атмосфере землянам приходилось систематически принимать триокс, а триокс вызывал у Джима почти такое же головокружение, как кислородное голодание. Оставалось только надеяться, что он вызывает меньший износ нейронов.
За всю историю своей цивилизации, подумал Джим, вулканцы никогда не утруждали себя кондиционированием воздуха. Интересно, какой логикой это объясняется?
Ближе к закату Джим пересёк равнину у подножья Селейи и остановился возле клингонского звездолёта. В его длинной тени было на несколько градусов прохладнее, но внутри должно было быть сущее пекло. Он и остальные работали в корабле по ночам. Днём они спали в своих сравнительно прохладных комнатах внутри горы, делали снаружи звездолёта ту работу, которую могли, и переживали. Никто не пытался обсуждать ни выбор Джима, ни своих собственных решений. Но переживали все.
Больше всего Джим переживал за Маккоя. Каково бы ни было влияние сеансов мелдинга на Спока, силы Маккоя таяли с каждым разом всё больше и больше.
Заслышав над головой скребущие звуки, он отступил назад и, задрав голову, взглянул вверх.
– Кто там? – спросил он.
– Это я.
– Боунз? Как ты? – Подтянувшись, он выбрался на крыло. Джим напряжённо ловил любые странности в поведении Маккоя, хотя и старался не подавать виду.
– Т’Лар говорит, что Спок не нуждается в дальнейших сеансах мелдинга, – сказал Маккой, не оборачиваясь. Отступив на шаг, он окинул свою работу критическим взглядом и нанёс завершающий мазок кистью.
Джи заглянул доктору через плечо. Маккой закрасил клингонское название и чуть повыше вывел: «H.M.S. Bounty».
– Мы ведь не хотим, чтобы кто-то подумал, будто это был корабль клингонов, верно?
Джим издал смешок.
– У тебя своеобразное чувство юмора, Боунз.[1]
– Джим, по-моему, мы уже достаточно тут проторчали. Ты как считаешь?
– Достаточно – не то слово. Слишком долго. – Он положил руку на плечо Маккою. – И у каждого было достаточно времени, чтобы обдумать своё решение. Сегодня вечером мы устроим голосование.
Они спустились вниз. На верхней ступени Джим набрал в грудь воздуху, выдохнул и шагнул внутрь корабля. Жара мгновенно окутала его. К вечеру температура опустится почти до терпимой. Джеймс Кирк привык к точно отрегулированным условиям внутри корабля. Бывая на Земле, он жил в Сан-Франциско – городе с умеренным климатом.
– В жизни не привыкну к этой вони, – сказал Маккой.
От жары едкий, чуть горьковатый запах непривычных материалов чувствовался особенно сильно.
– Не так уж это и страшно, – ответил Кирк. – Ты никогда не был так уж чувствителен к непривычным запахам.
– Только не надо мне говорить, как я изменился, Джим, – проворчал Маккой. – Я не хочу больше об этом слышать. – От его хорошего настроения и следа не осталось. – Мне надо кое-что сделать в медотсеке. – С этими словами он исчез в другом конце коридора.
Джим направился на мостик. Отличий от «Энтерпрайза» здесь было гораздо больше, чем сходства. Кирк и его офицеры устроили себе ускоренный курс какого-то странного диалекта клингонского, на котором были сделаны надписи. Тут и там были приклеены куски клейкой ленты с поясняющими надписями. Примечания Чехова были на русском. Зулу делал надписи на трёх разных языках, только один из которых использовал латинский алфавит.
Сев на место Ухуры, Кирк просмотрел её записи, сделанные на стандартном языке, и включил систему связи.
– Вулканская контрольная станция.
– Говорит Джеймс Кирк. Прошу канал связи с Дельтой.
– Каналы связи блокированы сильными помехами. Пожалуйста, попробуйте позднее.
Джим тихо выругался. Все попытки связаться с Кэрол Маркус были тщетны. Возможно, она не желала разговаривать с ним от горя или гнева. Или того и другого вместе. Он вспомнил, что она сказала ему, когда он и Дэвид впервые встретились: «У тебя свой мир, у меня – свой. И я хотела, чтобы Дэвид был в моём мире».
Её желание было понятно и оправдано. Мир Джеймса Кирка был необычен и полон опасностей. В поисках необычного Дэвид столкнулся с опасностью. И был уничтожен ею.
Джим завидовал Кэрол за то, что она знала мальчика. Как изменилась бы его собственная судьба, знай он о Дэвиде и имей возможность быть частью его детства? Но ничего этого не случилось. Он не знал Дэвида ребёнком; взрослым же его никто никогда не узнает.
Джим дорожил немногими воспоминаниями о самоуверенном, умном, порывистом молодом человеке, который был его сыном. Он оплакивал смерть Дэвида и всё, что было утеряно вместе с ним.
Когда солнце скрылось окончательно, Джим прочистил горло, расправил плечи и встал. Легче всего – целиком уйти в собственное горе. Но у него есть долг – пусть даже это означает, что ему придётся вести своих друзей навстречу концу их карьеры, если не хуже.
Спустившись наружу, он стал ждать, пока соберётся команда погибшего «Энтерпрайза».
Первым появился Монтгомери Скотт. Выглядел главный инженер измученным. Он вообще был сам не свой после гибели «Энтерпрайза» – да и остальные тоже, но на Скотта последняя миссия подействовала особенно сильно. Он потерял своего племянника, Питера Престона, погибшего, когда корабль атаковал Хан Сингх. Потом он потерял свой корабль. Скотт стал главным инженером «Энтерпрайза» ещё раньше, чем Джим стал его капитаном, и продолжал оставаться им, когда Джим получил чин адмирала и был переведён в штаб. Джим не мог сосчитать, сколько раз Скотт вытаскивал из невидимой шляпы механического или электронного кролика и спасал корабль от верной гибели. На этот раз Скотт не просто не сумел спасти корабль. Он способствовал его уничтожению.
