Между тем растянувшиеся по нейтральной полосе цепи орков подходили все ближе. К этой минуте большинство гретчинов уже погибли, разметанные ураганным огнем и шрапнелью. Хотя ряды орков также поредели, Ларну с его позиции казалось, что их все еще остаются многие тысячи. И вся эта дикая адская орда, неудержимой волной прокатываясь по изрытому взрывами полю нейтральной полосы, готовилась учинить кровавую бойню.
«Теперь их не остановить, — подумал Ларн. — Они нас точно одолеют».
Он заметил, что бегущие впереди орки вооружены какими-то короткими булавами с утолщениями в виде луковиц и булавы эти были сплошь покрыты смертельными иглами, лезвиями и острыми клинообразными выступами. Сначала он подумал, что в руках у них примитивное оружие вроде дубин и палиц, но затем увидел, как весь первый ряд орков неожиданно, как по команде, метнул такие же «дубины» в мерзлую землю прямо перед линией траншей и каждая из них разорвалась, осыпав все вокруг смертоносной шрапнелью. Одна такая булава-граната упала на землю всего в нескольких метрах от траншеи Ларна, и он машинально пригнул голову, уклоняясь от смертоносных осколков, которые мгновением позже просвистели над ним в воздухе. Однако это его действие повлекло за собой жесткое возражение со стороны Репзика.
— Проклятие, салажонок! Не опускай головы и продолжай стрелять! — взревел тот. — Они хотят заставить нас прижаться к земле, чтобы подобраться поближе!
Подчинившись, Ларн поднял голову, чтобы возобновить стрельбу, но тут же, как и остальные, в ужасе увидел, как плавно, словно в замедленной съемке, одна из булав-гранат, описав высокую дугу в воздухе, ударяется о край бруствера и падает прямо им под ноги.
— «Палкавая граната»! — закричал Видмир. — Все из траншеи!
Бросившись вместе со всеми из укрытия, Ларн мигом вскарабкался на земляной вал с тыльной стороны траншеи, однако, когда уже на поверхности он был готов бежать в следующее укрытие, его ноги вдруг заплелись. Он споткнулся. Его тело уже падало, когда взрыв «палкавой гранаты» у него за спиной порвал в клочья холодный воздух. Он почувствовал острую боль в плече, и ему чудовищно сдавило уши.
Затем он рухнул на землю, и мир вокруг него померк.
Звон в ушах и обжигающий холод промерзлой земли под щекой было следующим, что почувствовал Ларн. Еще не придя в сознание, находясь словно в тумане, он услышал визг и крики, выстрелы лазганов, а также звериный рык и рев, который могли издавать только орки. Гул сражения доносился теперь уже со всех сторон.
Нахлынувший страх быстро заставил его прийти в себя, и Ларн, приподняв голову, попробовал определить свое положение. Он лежал на земле, лицом вниз. Прежде едва терпимая боль в плече утихла, беспокоя его теперь не более, чем напоминающая о себе давно залеченная старая рана, а вокруг, куда ни глянь, гвардейцы и зеленокожие сошлись в жестоком ближнем бою. Он видел орка, которому выстрелили в упор в морду и чьи грубые нечеловеческие черты в мгновение ока были выжжены ослепительным лазерным разрядом. Он видел гвардейца в форме 14-го Джумаэльского, который, умирая, дико кричал от боли, в то время как другой орк, вспоров ему живот, буквально потрошил его лезвием огромного боевого топора, обагренного кровью. Он видел, как люди и зеленокожие сражались друг с другом, скользя в лужах крови и спотыкаясь о трупы своих же павших товарищей, но понять, кто побеждает, а кто терпит поражение, в окутавшей поле боя дымке было решительно невозможно. Он видел кровь, он видел массовую резню. Он видел зверство — как со стороны людей, так и со стороны наседавших на них монстров. Теперь, когда все благородные слова и лозунги были отброшены, глаза у него открылись и он наконец увидел войну без прикрас — такой, какая она есть.
События ужасного спектакля разворачивались с пугающей быстротой, и тут в голову находящегося в их эпицентре Ларна пришла мысль, от которой его сердце забилось так, что чуть не выскочило из груди.
«Где лазган?! — подумал он, в панике оглядываясь по сторонам. — Император всемилостивый, я, наверное, выронил его, когда упал!»
Остро почувствовав свою беззащитность, Ларн в поисках оружия принялся лихорадочно ворочать валяющиеся рядом тела убитых, но тут же чуть не натолкнулся на роющегося в тех же телах гретчина. Оказавшись лицом к лицу, оба на какое-то мгновение замерли, причем адское создание, увидев Ларна, похоже, было удивлено не меньше, чем он сам при виде этой твари.
Заметив хитрую ухмылку, мелькнувшую на лице гретчина, когда тот поднимал с земли свое оружие, Ларн с диким криком бросился на врага.
Выбив ружье из рук гретчина, прежде чем тот успел выстрелить, Ларн сделал движение, чтобы схватить его самому, но оно отлетело в сторону, поскольку, столкнувшись, противники потеряли равновесие и упали. Когда, сделав усилие, Ларн прижал тварь к земле, одной рукой отчаянно пытаясь защититься от ее когтей, он вдруг почувствовал, как пальцы его свободной руки натолкнулись на что-то твердое. Схватив, не глядя, этот предмет, он что было сил ударил им в лицо гретчина, едва ли даже сознавая, что держит в руке свою собственную каску, — сейчас ему было все равно. В исступлении, порожденном инстинктом самосохранения, он снова и снова поднимал каску и снова и снова бил ею по лицу гретчина. Он так и повторял свои удары, пока каска не стала липкой от черного ихора чудовища. Осознав наконец, что противник уже давно не шевелится, Ларн остановился и перевел дух. От хитрой ухмылки гретчина не осталось и следа — его уродливое лицо превратилось в бесформенную кровоточащую массу. Тварь была мертва и больше никому не могла причинить вреда.
Услышав бросивший его в дрожь вражеский боевой клич, Ларн оторвал взгляд от лежащего под ним мертвого тела и увидел группу из дюжины орков, стремительно наступающую в его направлении. Он почти уже повернулся, сам не зная, для того ли, чтобы бежать, или для того, чтобы подобрать оружие, которое обронил гретчин, но тут же понял: что бы он сейчас ни сделал, это не имеет никакого значения. Орки были слишком близко. Так близко, что он уже мог считать себя покойником.
«Ну вот, — подумал он, ощущая, как паническое настроение в нем сменяется пугающим чувством безразличия и покоя. — Сейчас я умру. Я — мертвец, и ничто уже не может меня спасти».
— Вперед! — услышал он вдруг чей-то зычный голос, слившийся с выстрелом дробовика у него за спиной, и лицо ближайшего к нему орка исчезло в фонтане черного ихора. — Варданцы, в атаку! По моей команде… открыть плотный огонь!
Не веря своим глазам, Ларн наблюдал, как мимо него спокойным, уверенным шагом прошел покрытый шрамами сержант в темно-серой шинели, ведя в контратаку на орков сборный отряд своих гвардейцев. Не спеша, почти как на прогулке, стреляя с бедра из дробовиков и лазганов, а также время от времени выпуская пламя из огнеметов, они продвигались в сторону наступающих орков, на каждом шагу взимая с противника немилосердную кровавую дань. И пока визжащие впереди орки, корчась от боли, умирали в мучениях, ни разу не сбившийся с шага сержант, не обращая внимания на свист пуль и мерцание лазерных лучей, уверенно вел своих людей в атаку, а его властный голос был подобен свету маяка посреди разыгравшейся бури этого жестокого сражения. Глядя, как сержант ведет за собой людей и как в каждом его жесте чувствуются спокойствие и бесстрашие, Ларн невольно подумал, не один ли это из давно почивших святых Империума, который каким-то образом вновь облекся в человеческую плоть и теперь пришел к ним на помощь. Сержант вел себя как бессмертный. Словно убить его невозможно. Как неуязвимый герой из преданий, о котором рассказывали им в схолариуме.