— Всё кончено, Стрек.
— Кончено?
— Выжившие подразделения Пятого возвращаются, мои люди ведут их через джунгли пока мы говорим.
— Они знают путь назад! — отрывисто сказал Стрек.
— Они движутся альтернативным маршрутом.
— Ползя назад на животах как собаки!
— Таким путём мы остались в живых.
— Сегодня вы угрожали моему бессмертию, Лоунс. Я боролся со славой в каждом бою, в который вступал. Я никогда не показывал спину врагу. Я перенёс бесчисленные ранения и остался жив, чтобы сражаться снова за святость человека и честь Императора!
— Оставьте свои проповеди, — сказал Катачанец, качая головой. — Я служу Императору так же, как и вы, но я предпочитаю сражаться, а не умирать как последний дурак, атакуя сотню врагов. Если я найду способ выбирать, я буду, но я не буду умирать в каком-то забытом болоте из-за одной только славы.
— Слава зарабатывается в смерти.
— Слава это то, что она для меня значит.
Комиссар Стрек посмотрел на Бойца Джунглей. Они оба стояли тихо, Лоунс опустил глаза в землю.
— Я собираюсь найти своих людей, — Лоунс повернулся и вышел из строения.
ОН СТОЯЛ, ВОЗВЫШАЯСЬ среди возвращающихся имперских гвардейцев. Битва закончилась, некоторые шли прямо, обессиленные. Даже люди без ранений шли как будто со смертным приговором, их глаза смотрели в землю, тела были почти парализованы страшным решением. При слабых приветствиях прибыли Катачанские Бойцы Джунглей, ведущие гвардейцев через массивные баррикадные ворота. Души Катачана, планеты крайних обитателей, поклоняющиеся Императору, пренебрегая жизнями, были изнурены непристойным преследованием. Для Стрека эти войны были хуже варваров снаружи. Они не сражались ни в каком формировании, не носили настоящей униформы, неправильно использовали оружие и не показали чести в битве. Они не стояли и сражались, а кусали пятки врага как собаки.
Лоунс возглавлял возвращающихся людей, его лицо было строгим, несмотря на проявленный на поле битвы героизм. Его губы не выразили приветствия, улыбка не появилась на лице. Мертвые и живые проходили через ворота. Тела на носилках, накрытые тканями, вскоре были отделены от живых людей, подобно тому как брёвна выбрасывается из моря волнами, они были направлены к моргу и крематорию.
Над всем висел постоянный рёв, когда торговые суда — не связанные иллюзорными понятиями долга и чести — поднимались на орбиту из задушенных беженцами земных портов, заполненных теми, кто мог позволить себе запрашиваемую сегодня цену.
Стрек последовал за Бойцами Джунглей через комплекс. Люди отчаянно носились, как муравьи, нагруженные связками оборудования и провианта. Многие гражданские строения были разобраны, гвардейцы защищали военные установки. Стрек не был удивлён направлением Катачанцев, когда они наконец открыли грубые металлические двери последнего работающего салуна. Женщина, в тусклом свете лишающая себя одежды, выдавала их мотивы.
Так скоро после славы битвы! Стреку было больно от мысли, на что действительно походили эти люди. Едва их тела сделали славную работу Императора, как их слабые души привели их в объятия плоти и алкоголя.
Не понимая по-настоящему, что же он делает, комиссар вошёл через заднюю дверь салуна, сжимая священное писание в руке. Покрытое оспинами лицо бармена побелело, когда агент закона Императора вошёл. Стрек сел среди шума и дыма и начал наблюдать. Он никогда не был в салун раньше; военные дела никогда не давали ему повода для этого.
Женщина двигалась вяло. Стрек предположил, что она отгораживалась от отчаянных, обречённых лица вокруг неё, напоминающих ей собственную судьбу. Катачанцы были более угрюмыми чем раньше. Они пили и смотрели на танец женщины злыми глазами. Стрек посмотрел на их лица. Покрытые шрамами, с глубокими морщинами, они выглядели темноглазыми в очках. Губы двигались в грубых движениях, произнося слова так, что Стрек мог читать по губам даже в грязном тяжёлом воздухе.
Очки. Стрек до сих пор не понимал. Все солдаты пили, кроме одного. Лейтенант Лоунс просто смотрел на стол, в темноту. Стрек рассматривал его. Он опозорил столь многих, ведя их в отступление из битвы. Возможно он осознал свои действия, почувствовал вину трусости. Стрек вновь подумал о ценности трибунала. Это конечно послужило бы прецедентом, но люди, носящие такие же высокие ранги как Лоунс не были освобождены от казни.
Лоунс встал, попрощался со своими людьми и вышел из салуна. Двигаясь за ним, Стрек проталкивался через забитое людьми помещение, все глаза неловко отворачивались за мгновение до его приближения. Стреку было знакомо это поведение — стыд; те, кто хорошо служит Императору знали, что их действия верны и заслуживают только похвалы.
ТРОПИЧЕСКАЯ ЖАРА нахлынула на Ольстар Прайм, высасывая жидкость из каждой поры. Стрек последовал за Лоунсом через строение: Лоунс шагал вперёд, гигантская электростанция, движимая волнами боевых наркотиков, которые всё ещё вызывали дрожь его конечностей, Стрек худой, высокий, идущий в ногу. Лоунс вернулся к спокойному течению мёртвых через ворота колонии. Он ходил среди них, приподнимая каждое покрывало.
Стрек висел сзади и наблюдал, пытаясь проникнуть в побуждения этого человека. Отчёты описывали его как неукротимое орудие, но неоднократно хвалили за по меньшей мере тридцать успешных боевых операций. Он сам видел как Боец Джунглей вёл своих людей и тех, кто присоединился к ним волей судьбы. Он произносил слова верующего и не показывал признаков ереси — но он бросил вызов вышестоящему офицеру и отказался выполнять приказ комиссара. Эти преступления карались смертью, но всё же Стрек был в нерешительности.
Лоунс шёл по "Пути Мёртвых", который колонисты прозвали так за то, что он вёл к установкам мортариума. Помещение, которое могло бы когда-нибудь содержать и его тело, и если не это, то наверняка другая покойницкая в ином тёмном месте галактики. Стрек давно заметил, что посадочные модули имперской гвардии часто содержат морги, как если бы смерть была просто ещё одним элементом сражения, о котором нужно заботиться. Лоунс вошёл и приблизился к линии тел, постепенно двигающихся к печи.
Стрек смотрел как Лоунс продолжал свой мрачный поиск. В конце концов он обнаружил пять укрытых тел, красные банданы были наброшены на них. Лоунс стоял рядом с ними во влажном холоде хранилища. Лоунс достал боевой нож и вытянул левое предплечье, стальные мускулы вздрагивали, когда он наносил пять длинных глубоких порезов на него. Помещая каждый похоронный мешок в крематорий, Лоунс сжигал их. Когда они были поглощены, он втёр часть пепла, произведённого печью, в раны. Ритуал скарификации. Грубый, но не без чести, подумал Стрек.
