Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны

Эта подземная палата поглощает его голос и, если бы не моя обостренная чувствительность, темнота поглотила бы химическое свидетельство его страха. Его голос тает в моем сознании. До чего же скучным стал этот Данкан. Он пересказывает мне ИСТОРИЮ мятежа Сионы, несомненно, ради того, чтобы прочитать свои собственные назидания по поводу ее последней выходки.

— Это не рядовой мятеж, — говорит он.

И этот напоминает мне! Дурак. Все мятежи рядовые и донельзя скучны. Они копируют один и тот же образец. Их движущая сила — наркотическое воздействие адреналина, и желание добиться персональной власти. Все мятежники — скрытые аристократы. Вот почему я так легко обращаю их в свою веру.

Почему Данканы никогда не слышат меня, когда я об этом говорю? У меня был спор как раз с этим самым Данканом. Это была одна из наших самых первых стычек, произошла она на этом же месте.

— Искусство управления требует, чтобы ты никогда не отдавал инициативу радикальным элементам, — сказал он.

До чего педантично. Радикалы появляются в каждом поколении, и не нужно стараться предотвратить это. А именно это он и имеет в виду, говоря об «отдаче инициативы». Он хочет сокрушить их, раздавить, контролировать, предотвращать их появление. Он живое доказательство того, что между умом полицейского и умом военного очень мало разницы.

— Радикалов надо страшиться только тогда, когда стараешься подавить их. Ты должен демонстрировать им, что будешь использовать лучшее из того, что они предлагают, — сказал я ему.

— Они опасны! — он думает, что с помощью повторения в его словах будет больше правды.

Медленно, шаг за шагом, я веду его через мой метод, и он, похоже, начинает меня слушать.

— В этом их слабость, Данкан. Радикалы всегда смотрят слишком упрощенно — черное и белое, добро и зло, они и мы. Применяя свое мышление к чему-то более сложному, они открывают дорогу хаосу. Искусство управления, как ты это называешь, есть искусство упрощения хаоса.

— Никто не справится с неожиданностью.

— Неожиданность? Кто говорит о неожиданности? Хаос не неожиданность. Он имеет предсказуемые характеристики. Например, он нарушает порядок и усиливает экстремистские силы.

— Разве это не то, что стараются сделать радикалы? Разве они не стараются разрушить все до основания, чтобы получить возможность захапать власть?

— По их мнению, этим они и занимаются. А на самом деле, они создают новых экстремистов, новых радикалов и продолжают старый процесс.

— А как насчет радикала, понимающего все сложности и нападающего на тебя с этого бока?

— Тогда это не радикал. Тогда это соперник в борьбе за власть.

— Но что ты делаешь?

— Либо сотрудничай, либо убивай. В основе к этому сводится вся борьба за власть.

— Да, но как на счет мессий?

— Как мой отец?

Данкану не нравится этот вопрос. Он знает, что в некоем, совершенно особом роде я и есть мой отец. Он знает, что я могу говорить голосом моего отца и представлять его и что мои воспоминания очень точны, никогда не редактируются и от них нельзя убежать.

— Ну… если хочешь, например, — неохотно говорит он.

— Данкан, я — все они вместе взятые. И я знаю. Никогда не было истинно самоотверженного бунтовщика, всего лишь лицемеры, сознательные лицемеры или бессознательные, но все это одно и тоже.

Это растревожило небольшое гнездо шершней в моей памяти. Некоторые из живущих во мне никогда не отказывались от веры, будто они и только они одни обладают ключом ко всем проблемам человечества. Что ж, в этом они похожи на меня. Я могу сочувствовать им, даже когда говорю им, что провал сам по себе является достаточным доказательством.

Хотя я вынужден отгородиться от них. Нет смысла на них задерживаться. Они несколько большее, чем ядовитое напоминание… как этот Данкан, который стоит сейчас передо мной со своим лазерным пистолетом…

Великие боги! Он застал меня врасплох. В руке у него лазерный пистолет и пистолет этот наведен на мое лицо.

— Ты, Данкан? Ты меня тоже предал?

И ты, Брут?

Каждая клеточка сознания Лито полностью оживает. Он чувствует, как содрогается его тело. Плоть червя обладает своей собственной волей.

Айдахо говорит с насмешкой:

— Скажи мне, Лито, сколько раз я должен оплачивать долг верности?

Лито понимает внутренний вопрос: «Сколь многие мои Я уже побывали здесь?» Данканы всегда желают это знать. Каждый Данкан спрашивает себя об этом и ни один ответ не устраивает ни одного из Данканов. Они сомневаются.

Печальнейшим голосом Муад Диба Лито вопрошает:

— Разве не доставляет тебе гордости мое восхищение, Данкан? Разве ты никогда не задумывался о том, что именно заставляет меня так желать, чтобы ты был моим постоянным спутником во все эти века?

— Потому что ты знаешь, что я последний дурак!

— Данкан!

Голос рассерженного Муад Диба всегда сильно воздействует на Айдахо. Хоть Айдахо и знает, что Лито владеет Голосом так, как не владел никто и никогда из Бене Джессерит, но как дважды два можно предсказать, что перед этим голосом он не устоит. Лазерный пистолет чуть вздрагивает в его руке.

Этого достаточно. Лито мощным кувырком швыряет свое тело вниз с тележки. Айдахо никогда не видел, чтобы он таким образом покидал тележку, даже не подозревал, что такое возможно. Для Лито надо лишь телом Червя учуять подлинную угрозу — и спустить Червя с внутренней привязи. Остальное происходило само по себе — со скоростью, которая всегда изумляла даже Лито.

Главной его заботой был лазерный пистолет. Он мог сильно его задеть, но не многим были известны возможности тела предчервя справляться с любым жаром.

Перекатившись, Лито сбил Айдахо, и лазерный пистолет чуть отклонился при выстреле. Один из бесполезных плавников, которые прежде были ногами Лито, испытал шок боли, стремительно ворвавшийся в сознание Лито. На секунду Лито чувствовал только боль. Но тело Червя было свободно действовать, и все остальное происходило рефлекторно, в яростном пароксизме. Лито услышал, как трещат кости. Лазерный пистолет отлетел далеко по полу подземелья, когда рука Айдахо дрогнула в спазме.

Откатившись от Айдахо, Лито приготовился для новой атаки, но в этом уже не было необходимости. Пораженный плавник до сих пор посылал сигналы боли, он почувствовал, что самый кончик обожжен. Оболочка песчаной форели уже залечивала раны. Боль унялась и превратилась в неприятную пульсацию.

Айдахо пошевелился. Не было сомнений, что он смертельно ранен. Невооруженным глазом было видно, что у него раздавлена грудная клетка. По его дыханию чувствовалось, что он уже в агонии, но открыв глаза, он устремил на Лито пристальный взгляд. «До чего же упорны смертные в своей одержимости!» — подумалось Лито.