— Держись! — проревел сержант, и «Железное пламя» снова содрогнулось. Рог, длиной почти в рост Йеруна, пробил фюзеляж насквозь, вырвался обратно и ударил вновь, разрывая борт самолёта. После следующеё атаки в корпусе появилась дыра, достаточно большая, чтобы чудовище сумело просунуть голову внутрь десантного отсека.
Оно напоминало ящера, но было покрыто багровыми металлическими пластинами. Каншелл не мог разобрать, носит ли демон броню, или так выглядит его шкура. Широко, словно на шарнирах, распахнулась пасть, и чудовище издало рев, напоминающий скрежет гигантских шестерней. Поведя башкой туда-обратно, тварь расширила пробоину — толстый корпус «Громового ястреба» отступил перед жаждой демона добраться до своих жертв. На спине зверюги восседал один из сражавшихся мечами рогатых кошмаров, который хохотал и подзуживал ездового монстра к пущему насилию.
Даррас и остальные Железные Руки открыли ответный огонь, но нерожденный не обращал внимания на болт-заряды. Как можно дальше отступив от демона, Йерун начал палить из лазвинтовки, зная, что его действия бессмысленны, но цепляясь за отголосок значения в самом факте противодействия врагу. Серв пытался попасть в глаз ездовой твари, но, хоть цель и была немаленькой, Каншелл оказался недостаточно метким, а чудовище — слишком бешено дергающимся. Оно просунуло голову дальше, пытаясь втиснуться в отсек всем телом, и защелкало челюстями в сторону Эрефрен. Демоны явились устранить угрозу.
Катигерн рванулся вперед, держа крак-гранату, и, когда монстр снова распахнул пасть, швырнул цилиндр ему в глотку. Не отшатнувшись, демон дернулся к врагу и сомкнул челюсти, откусив руку легионера у локтя. Раненый воин рухнул, и в тот же миг граната взорвалась внутри чудовища. Каким-то образом тварь ещё продолжала выть, но её вопль, быстро истончаясь, забрался на неслышимые частоты — а потом оборвался, и на палубу полился тлетворный ихор, смесь крови, масла и ядов.
Ездовой демон содрогался столь бешено, что сбросил всадника. Когда тот поднялся и попытался влезть в дыру рядом с агонизирующим чудищем, Даррас отстрелил нерожденному голову болтерной очередью. Крупный монстр всё никак не хотел умирать — хотя он страдал и ярился в молчании, мощь его действий оказалась достаточно красноречивой. Тварь ворочала головой туда-сюда, раздирая рогом корпус, и, хотя челюсть висела, будто выбитая дверь, а один глаз вышибло взрывом, это лишь ненадолго замедлило порождение варпа. Чудовище протиснулось наружу, игнорируя стрельбу легионеров, его уцелевший зрачок неотрывно следил за бледной, как тень, астропатессой. Ридия ответила демону почти столь же нечеловеческим взглядом.
Мимо «Громового ястреба» пронеслась крак-ракета, врезавшись в бок твари. Задние ноги создания подогнулись, и оно, вывалившись из отсека, повернулось мордой к новым противникам. Тут же в демона вонзилась вторая ракета, превратив бронированную плоть на правом плече в груду шлака, и вслед за этим поток смертоносных зарядов из штурмовой пушки поразил его в грудь и голову. Какое-то мгновение монстр сопротивлялся залпу — а затем разлетелся на острые влажные осколки.
Моргнув, Йерун уставился в пустоту на месте твари. Неподалеку от корабля по-прежнему сражались порождения варпа и ящеры, но никто пока что не атаковал «Железное пламя».
А затем возникли могучие великаны, воплощение войны, ведомой Империумом. Прибыл капитан Аттик.
Поднявшись на борт, Дурун обменялся воинским рукопожатием с Даррасом. Сейчас командир легионеров показался Каншеллу даже более пугающим, чем в прошлый раз — по его изрубленной, покрытой воронками броне струился ихор, нездорово громко жужжали сервомоторы, порой срываясь на скрежещущий перестук. Урон не замедлил Аттика, только лишил его ещё нескольких жалких остатков человечности. Капитан превратился в автономное оружие, отвлекающееся от убийств лишь ради поиска новой цели.
Он стоял перед Ридией — воплощение металла рядом с воплощением прозрения. Оба не подчинялись никчемным ограничениям плоти, и Йерун вздрогнул, чувствуя, как его крохотная личность превращается в жалкое ничто посреди вселенной, где что-то значили только создания, подобные Аттику и Эрефрен. Серв цеплялся за божественность Императора, высшую истину, имевшую даже больший вес, чем прекрасная и ужасная нечеловечность, увиденная Каншеллом.
— Нас ждут великие дела, — сказал космический десантник астропатессе.
— Тогда пора начинать, — откликнулась Ридия.
Снаружи приближался шум лихорадочной битвы и тяжелых шагов. Время людей подошло к концу.
22
Воскрешение/К башне/Свидетель
Аттик был удивлён тем, что кто-то из сервов легиона ещё остался в живых. Он не думал, что смертные могут прожить на новом Пифосе дольше нескольких секунд. Он кивнул Танауре, когда первые отряды роты строились вокруг Эрефен.
— Ты хорошо справляешься.
— Император хранит, — ответила Агнесс.
Аттик не сказал ничего. Её открытое пренебрежение Имперскими Истинами не столько разгневало, сколько разочаровало капитана. Он посмотрел на Каншелла и увидел тот же пыл в его глазах. Суеверия давали им обоим силу продолжать сражаться. Дурун отвернулся, чувствуя отвращение от их слабости и не желая верить, что она может послужить опорой.
Затем Аттик встал во главе строя. Обломки «Железного Пламени» до сих пор окружал сужающийся оазис покоя. Демоны и ящеры ещё не закончили свою игру, но передышка почти завершилась. Гиганты, сдерживаемые крупнейшими демонами, были в считанных шагах от них. Впечатление Аттика об этих чудовищах было обрывочным. Они вышли из шахты, когда Железные Руки ещё пробивались через руины, и оставались огромными тенями вдали. В этой породе порождений варпа было нечто иное, отличавшее их от остальных, кроме огромного размера. Их движения выдавали не просто извращённость рождённой имматериумом нежизни, но и механическую природу. Аттик чувствовал одновременно далёкое родство и отвращение, нежелание его признавать. Он предпочёл не вглядываться в эти силуэты — это не дало бы ему никакого полезного знания. Важно было лишь уничтожение всего, что встанет на их пути во время последнего наступления.
— Мы идём! — закричал он.
И Железные Руки направились дальше, оставив позади «Громовой ястреб». Они шли в направлении плато, по прямой линии через орду сцепившихся чудовищ. Хотя их темп и был медленнее, чем во время прорыва к штурмовому кораблю, неясно, откуда находила в себе силы идти дальше Эрефен. Она шла по изувеченной земле, словно призрак смерти, её шаги были выверены и обдуманы. Слепую астропатессу не заботил окружающий со всех сторон пандемониум. Однако своим иным зрением она видела образы, которые Аттик не мог себе представить.
