— Не по призракам, — ответил всадник-ветеран, шагая вперед. — Но, возможно, по кому-то вроде них.
— Ты о чем, боец?
— Двигались они быстро, но одного мы достали, — Боргард подскочил к изломанному телу, лежавшему на обочине дороги. Это был воин тау в громоздкой черной броне, и разбитый доспех по-прежнему то уходил в невидимость, то внезапно выпадал из неё.
— Какая-то маскировочная система, — добавил Ван Галь. — Типичные фокусы синекожих.
— Где вы застряли? — воксировал Айверсон. — Нам тут целый батальон скитариев сел на хвост!
До этого комиссар направил «Часовых» вперед, расчищать дорогу для «Тритона» и пехотинцев. Грязная, опасная работа, и кавалеристы уже потеряли Рииса, нарвавшись на засаду скитариев. Теперь, когда погиб Драйден, в отряде остались всего четыре машины.
— Небольшая потасовка с синекожими, — доложил Квинт, — но не волнуйтесь, комиссар, мы их натянули!
— Будут ещё невидимки, — возразил Боргард. — Они работают отделениями.
— Так почему бы тебе не пойти впереди, — оскорбленно фыркнул Перикл, — раз уж у тебя такие чертовски зоркие глаза?!
— Вот же идиот! — прорычал Хольт и переключил вокс на канал Мэйхена. — Доложите обстановку, капитан.
— Держимся, но врагов уже сотни, — задним фоном к голосу рыцаря звучал непрерывный огонь. — Выползают из каждого гребаного служебного туннеля вдоль дороги.
Уцелевшие зуавы шагали по бокам от канонерки, поддерживая осажденную пехоту. Сначала арканцы почти не встречали сопротивления, но затем Диадема начала просыпаться, и её стражи понемногу стягивались к незваным гостям, как антитела к микробам. Сверившись с картой Авеля, комиссар увидел, что до челнока осталось всего пара кварталов, но продвижение могло остановиться в любой момент.
Пехота идет слишком медленно. Нужно рвануть к цели на «Тритоне».
Айверсон не был уверен, его это мысль или Бирса… а возможно, вообще Рив. Аугметический глаз работал хуже прежнего, сидевшая внутри электрическая оса металась туда-сюда, и от этого в поле зрения Хольта вспыхивали искры. Посмотрев вниз, на палубу, комиссар прикинул, что с бортов ведут огонь примерно полсотни конфедератов. Хватит ли этого на орбите?
— Не делай этого, — предостерегла ведьма. — Не бросай своих ещё раз.
Но ведь миссия — единственное, что имеет значение…
Мэйхен срезал ещё парочку атакующих скитариев. Воины Механикус умирали так же, как и сражались — в молчании, и бледные лица аугментированных саатлаа не искажала ни боль, ни страх смерти. Все они носили одинаковую ржаво-красную броню, но отличались разнообразными боевыми имплантами. Арканец видел светящуюся оптику, бионические руки, усеянные лезвиями, даже подпружиненные ноги, но при этом каждый скитарий двигался c единой неумолимой целеустремленностью, словно ими управлял какой-то всеобъемлющий разум.
Разум, по вине которого уже погибли несколько десятков серобоких. Теперь рядом с «Тритоном» осталось меньше сотни бойцов, все израненные и потрепанные. Без поддержки зуавов они никогда бы не добрались до челнока, их смели бы за пару минут.
Путь мы торим костями и кровью павших, памятники им возводим убогие — камни столбовые вдоль Дороги Вороньей…
— Прекрати! — крикнул Мэйхен, пытаясь заглушить разом и мучительную боль в ноге, и призрака в голове. — Дай подумать минутку, Темплтон!
Из толпы врагов выскочил коренастый скитарий с ногами наподобие поршней и замахнулся на рыцаря двумя пневматическими молотами. Джон Мильтон всадил в киборга дрель, но погибающий воин успел ударить капитана по шлему с такой силой, что расколол забрало. Мелкие осколки бронестекла, словно наждак, прошлись по глазам Мэйхена; полуслепой зуав отбросил труп в сторону и парировал прямой выпад клинка. Тут же арканца внезапно вырвало прямо в доспех, и всё его тело сотрясли судороги мучительной боли.
Джон слишком долго не обрабатывал рану в ноге, а воздух Федры кишел миллиардами крошечных убийц.
— Дорогу! — послышался усиленный мегафоном рев Айверсона, и канонерка внезапно дала задний ход. Конфедераты отпрыгнули в стороны, а «Тритон» набрал скорость и, словно каток, проехал по рядам наступающих скитариев, превратив десятки медлительных киборгов в месиво из плоти и металла.
— Искорените их, братья! — услышал Мэйхен боевой клич мальчишки-пастыря.
В нестройном жужжании циркулярок и цепных клинков, Джойс со своими зуавами бросился за амфибией и врубился в немногочисленных уцелевших скитариев. Капитан прищурился в кровавом тумане и двинулся следом, будто поврежденный танк, безуспешно пытаясь выбросить из головы бесконечную сагу Темплтона.
И в тринадцатый раз прозвонил колокол, и узнали мы, что все наши высеченные в граните победы суть небрежные росчерки на песках времени.
Луч фонаря Катлера первым делом высветил надпись:
«КОЛОКОЛ ЗАЙДЕТСЯ».
Слова были намалеваны кровью над разверстым люком цистерны № 3. Поперек порога лежал труп с аккуратно сложенными на животе руками и головой, засунутой внутрь разодранной грудной клетки. Кроваво-красные глаза мертвеца негодующе смотрели на полковника.
«Похоже, сеньор Ортега, никуда ты больше не полетишь, — мрачно подумал Энсор, узнав убитого. — А значит, никто из нас не сбежит с этого комка грязи. Но будем решать проблемы по порядку…»
Катлер направил луч фонаря в темное пространство за люком. В цистерне воняло прометием и кровью, но видел полковник только лужи алой жидкости и рассеченные тела, в которых она пребывала ранее. Нечто превратило помещение в мясницкую лавку, украшенную оторванными конечностями и вспоротыми туловищами; и те, и другие были обмотаны витками поблескивающих внутренностей. В резне присутствовал некий безумный порядок, каждый жуткий фрагмент лежал под нужным углом, именно так, а не иначе, указывая на бесконечно большую жуть общей картины. Раньше Энсор дважды видел подобные узоры: первый раз в лачугах Троицы, выложенными из мусора, второй — в каюте № 31, созданными из плоти.
— Кто это сделал? — слабым голосом спросил лейтенант Сандефур.
«Лумис — решил Катлер. — Пришел черед Лумиса».
— Нечто нечеловеческое, — ответил он вслух. — И мы должны убить его.
Конфедераты поочередно зашли внутрь, причем Поуп замыкал строй, по-прежнему наблюдая за о’Сейшином. Посланник выглядел так, словно его сейчас хватит удар от ужаса, глубоко посаженные глаза тау мелькали от одного фрагмента резни к другому, как будто боялись задержаться на чем-то. Старик бормотал какую-то мантру на родном языке, так быстро, что едва не запинался на отдельных словах.
